Опасная любовь
Шрифт:
Гостья, не вставая с колен, как кошка переместилась во двор и замерла. Калитка негромко звякнула язычком замка. Этот звук, словно тумблер клацнул в голове провалившейся в эйфорию развратницы. Попа малышки среагировала на состояние возбуждённой владелицы и сжалась, как только Дима заглянул под сарафан. Подняв подол рукой, он скомандовал:
– Ноги шире. Пизду трусами протри!
Вика послушно выполнила указание, ещё раз доказав, что настроена серьёзно и, действительно, кайфует от такого обращения с ней.
– Бери их в зубы и греби за мной, – совсем осмелев, Дима решил, что если сейчас сыграть в игру этой
Не меняя положение тела, новоиспечённая рабыня шла рядом с ногой Димы, когда начала понимать, как ошибалась, что ей нужно всё, что она себе представляла. Неважно, что нет красивого ошейника и кожаных перчаток с кляпом. Важно, что всё происходит по-настоящему! Тут и сейчас! Живущая в ней шлюха с голой задницей, исполняя приказ, чувствует коленями и нежными ладонями под собой тротуарную плитку и ощущает всем телом, насколько ей была именно необходима реальность…
Лёгкий сарафан предательски задрался на поясницу и перестал даже чуть-чуть прикрывать ее аппетитные прелести, когда парочка оставила за собой клумбу с цветами, и, срезав путь через газон по мягкой ровно скошенной траве, добралась до деревянного домика в глубине участка. Дима знал, что подобные развлекательные программы удачно сочетаются с помещением сауны. Душ, туалет, стол и большая, жесткая кровать обтянутая кожей…
Несмотря на ее соблазнительный вид и огромное желание поскорее заняться сексом, имея возможность беспрепятственно овладеть, так сказать, своей добычей, Дима был не дурак. «Если этой малолетке вздумалось потрахаться, это ещё не значит, что я буду ее ебать. Сегодня у неё потрахушки, а завтра – родители и заявление. Надо всё узнать и убедиться».
– Вставай, давай, – вернулся из рассуждений в свою новую роль Дима. Он не знал, что Вика, в отличие от него, уже не сомневалась в том, что хочет стать шлюхой. Он даже не мог предположить, что такая пошлая и развязная девочка ещё «девочка» в прямом смысле, но ради осуществления своих желаний эта скромная девочка готова лишиться своей девственности. Ведь сексуальная рабыня не может быть целкой…
– Чайку захотела? – обратился Дима к Вике, как ни в чём не бывало.
– Угу, – кивнула она.
– Сарафан сними, – он с интересом наблюдал, как Вика осталась в одних белых балетках. Стройная, выразительные глаза, небольшие соски и какой-то необычно привлекательный лобок, манящий к себе складкой половых губ. – Иди делай, что стоишь?
– А у Ва еее ееёный аай?
– Достань, – указал он на стринги. Естественно, ей не удалось скрыть волнение и стеснение. Обнаженная она стоит в присутствии малознакомого мужчины, а пару секунд назад вообще держала в зубах свои трусы. К этому всему ужасно некстати её попу изнутри распирала пробка.
– У Вас есть зелёный чай?
За время, пока в такой обстановке голая Вика возилась с чашками и чайником, они, естественно, возбудились. Дима – от её обнажённого вида, она – в общем от своего положения.
– Мешает? И давай на ты.
– Очень, но мне нравится, – готовая провалиться сквозь землю, призналась шалунья и заёрзала на стуле. В голове Димы поплыли пошлые картинки с видом её попки.
– Мы оба знаем, что сегодня я выебу тебя, давай рассказывай, зачем пришла, что нравится
– Ну что рассказать, люблю, а точнее мне очень нравится смотреть на привязанных девушек, мечтаю оказаться на их месте. Балдею, когда унижают морально и физически тоже. Вообще думаю, а точнее сегодня убедилась, что была права – меня грубость, очень возбуждает…
Дима молча слушал, иногда отхлёбывая чай, и удивлялся практически каждому откровению этой с виду скромной, воспитанной девчонки. Некоторые моменты пугали, но в целом он отметил для себя приемлемые вещи, которые попробовал бы с ней. Наверное, ей было заметно, что самец откровенно пожирает ее глазами, смотрит, как удав на добычу. Чтение и изучение тематических пабликов не прошли даром, и советы бывалых Сабочек помогли ей понять его состояние…
– …ну, вот, собственно, из того, что я готова пробовать, а вот порезы, проколы, шрамирование, тату всякие – категорически нет.
Дима внутри произнёс: «Пиздец», а Вика добавила:
– Из запредельного можно золотой дождь, только не в рот.
Дима, наконец, заговорил вслух:
– Что значит не в рот? У рабыни разве будет выбор?
Вика смутилась и, уйдя от прямого ответа, отшутилась, раскрыв свою тайну:
– Мне нельзя, мама не разрешает. Я же ещё девственница, – такого Дима совсем не ожидал и теперь вообще не знал, как реагировать. – Я надеюсь, ты понял шутку?
– Шутку? – с надеждой переспросил он.
– Да, про маму. А информация о моей невинности –правда, и я надеюсь, этот факт никак не повлияет на сегодняшний вечер, потому что я решила уже и хочу её потерять, мне уже девятнадцать лет, а я…
– Хотеть, дома будешь, – не дав ей договорить, подошел к ней, провёл пальцами по щеке к уху и стянул за волосы со стула. Отодвинув одну сторону деревянной лавочки от стены, вытянул её на середину:
– Падай.
Вика села на край и уже начала ложиться спиной, но он не дал:
– Коленями на пол, мордой туда, чтоб башка свисала, – скамейка хоть и была не узкая, но её ширины хватило от низа живота только до начала груди, и это было очень неудобно. – Девайсов, или как там они называются, и верёвки у меня нету, но есть провода.
Кое-как привязав руки к одной ножке, а ноги – к другой, он достал из холодильника лёд и начал кубиком водить по позвоночнику Вики. Всё произошло очень быстро. Она даже не успела насладиться своей первой, по сути импровизированной, фиксацией, полностью не сковывающей движения. Но всё равно ощущение реальности и понимание, что всё по-настоящему, когда лёд холодил уже промежность возле ограничителя, опять возбудило обоих. Скользнув между набухших губ вниз, кубик сильно придавил клитор, а пальцы поддели фиксатор и начали покручивать его синхронно с круговыми движениями таявшего льда в районе уретры. Викуся взвизгнула, дёрнулась и поняла, насколько крепко привязана. Острая, жгучая боль в попе пронзила её. Мольба остановиться и просьба быть осторожнее были бесполезны. Вероятно, Дима принял рассказы о любви и желании боли как призыв. Чем громче жертва стонала, тем зверь делал больнее извлекаемой из неё пробкой.