Опасная находка

Стедман Кэтрин

Возможно, они рассчитывали на то, что сумеют обогнать шторм. Но не сумели. Я смотрю на часы. Марк наверняка уже там. С ними. «Прекрати, Эрин».

Я продолжаю думать о маршруте полета. Куда они направлялись? Как только вернемся, нужно будет проверить кое-какую информацию. Я роюсь в ящичке катера, пока не нахожу необходимое. Блокнот и карандаш. Вот так, я знаю что делать и на чем мне нужно сосредоточиться. Не на самолете под нами. С самолетом разбирается Марк.

Я записываю: «Маршруты полетов над Французской Полинезией?» Господи, как жаль, что я не

заметила бортовой номер или нечто подобное. Но, уверена, Марк его заметит.

Пишу дальше: «Тип самолета, бортовой номер, максимальная скорость и расстояние полета без приземления?»

Самолеты без дозаправки могут преодолеть лишь ограниченную дистанцию. Начав с этого, мы сумеем вычислить, куда они направлялись. Сомневаюсь, что полет был зарегистрирован, но можно поискать в сети, не пропал ли кто-то.

Зато теперь у нас есть ответ на наш вопрос. То, что мы нашли, — затонувший груз. Сумку явно не выбросили намеренно. Эта брезентовая сумка, вместе со всем ворохом бумаг, из прорехи в корпусе самолета выбралась под полинезийское солнышко. Но — и это очень большое «но» — фактически у нас на руках не балласт и не груз. Речь идет не о кораблекрушении, а о крушении самолета. Масса доказательств аварии в воздухе лежит на дне под катером. Я судорожно втягиваю в себя прохладный тропический воздух.

Наше свадебное путешествие вдруг оказывается далеко-далеко, за миллион миль, и в то же время на расстоянии вытянутой руки, если бы мы только смогли…

Марк выныривает из волн по правому борту. Бьет ластами, двигаясь к катеру с бесстрастным лицом. И я впервые до конца понимаю, насколько важно для меня его умение скрывать свои эмоции. Потому что, если бы я хоть раз увидела его искренне напуганным, это стало бы концом наших отношений.

Он подтягивается по лестнице на палубу, весь истощенный.

— Воды, пожалуйста, — говорит он, стягивая баллон с плеч.

Костюм он снимает и сбрасывает, как я сбросила свой, и тяжело опускается на тиковое сидение. Я достаю бутылку воды из переносного холодильника и передаю ему. Майкл сильно щурится от солнца, брови его напряжены и нахмурены.

— Ты в порядке? — спрашивает он. И смотрит на меня, явно встревоженный.

— Да, да, я в порядке. Извини. Я просто… — Я не знаю, как закончить эту фразу, поэтому замолкаю. — Нет, все в порядке. Боже! Хорошо, что ты уже здесь.

Он надолго присасывается к бутылке и смотрит на волны, вода медленно стекает с его волос на голые плечи.

— Гребаная хрень, — говорит он.

Я жду, но он не продолжает.

— Там есть люди? — спрашиваю я. Не могу не спросить. Я должна знать.

— Да, — говорит он.

И снова долго пьет воду.

— Два пилота в кабине, три пассажира. Это я рассмотрел. Из них одна женщина, остальные мужчины.

Он снова смотрит на волны, стискивая зубы.

— Гребаная хрень. — Я с опозданием понимаю, что повторила его слова. Но я не знаю, что еще сказать.

— Это были плохие люди, Эрин, — говорит он, переводя на меня взгляд.

Какого черта, что это значит?

Я

хочу узнать больше, узнать обо всем, что он видел, но мне кажется, что не стоит спрашивать об этом. Он переваривает увиденное. Я жду, когда он сам мне все расскажет.

Но он молчит. Только пьет воду.

Его слова повисают в воздухе. Я пытаюсь поймать их, прежде чем они исчезнут.

— Плохие люди… Что ты имеешь в виду, Марк?

— Я видел их вещи… Внизу. Они были плохими людьми. Не стоит слишком о них горевать, вот что я имею в виду. — С этими словами он встает, берет полотенце и вытирает лицо, сушит волосы.

Я понимаю, что большего, пожалуй, сейчас от него не добьюсь, и я не хочу слишком зацикливаться на мыслях о людях, оставшихся на дне. Я изо всех сил пытаюсь оставаться сосредоточенной. И меняю тему. Ну, почти.

— Марк, это затонувший груз.

В первый миг он смотрит на меня пустым взглядом. Я думаю о том, что он наверняка уже и забыл о сумке. Я продолжаю:

— Точнее, очень своеобразный груз, потерянный в аварийной ситуации, и он может быть востребован владельцами. Но с владельцами ты только что познакомился, и я не думаю, что в ближайшее время они будут чего-то требовать. Ведь так? — Во мне просыпается черный юмор. И я не уверена, что это звучит нормально.

— Нет, не будут, — без выражения говорит он.

Я быстро продолжаю:

— Марк, ты записал серийный номер самолета? Что угодно, что могло бы их идентифицировать? Понять, кем они были? Хоть что-то полезное?

Он снимает дайверский планшет с лямки баллона и протягивает его мне. Вид, модель, серийный номер самолета. Конечно же, он записал!

— Они русские, — говорит он, когда я переписываю информацию с планшета в свой блокнот. Я поднимаю взгляд.

— Откуда ты знаешь?

— Там были упаковки продуктов с русскими надписями.

— Ага, — медленно киваю я.

— Эрин, слушай, ты сказала, что никто не востребует эту сумку. То есть ты предлагаешь о ней никому не сообщать? Мы не будем сообщать о разбившемся самолете? — Он щурится на меня.

Черт. Да. Я думала, что мы с ним предполагаем одно и то же. Разве нет? Оставить себе чудесные сверкающие бриллианты и свалившиеся на голову деньги. Чтобы выплатить кредит за дом и создать семью. Или я сошла с ума? Возможно, я сошла с ума. Мои мысли устремляются к людям под нами. К мертвым людям, которые разлагаются в воде. Плохим людям. Стоит ли нам оставить себе деньги плохих людей?

— Да. Да, именно это я и предлагаю, — говорю я Марку. Он медленно кивает, обдумывая то, что это будет значить. Я осторожно продолжаю: — Я предлагаю вернуться обратно в отель, выяснить, не ищут ли этих людей, и, если ищут, мы обо всем забудем. Бросим сумку здесь. Но если нет, если они просто растворились в воздухе, тогда да, я хочу оставить себе эту сумку. Мы нашли ее в открытом море, Марк. Мы оставим ее и используем для целей получше, чем предполагались.

Он смотрит на меня. Я не вполне могу прочитать выражение его лица, потому что меня ослепляет солнце.