Опасная тайна зала фресок
Шрифт:
— Что случилось?
— Утопия, — прошептал Маклеод, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— В каком смысле?
Он кивком указал на каменную плиту, слегка отодвинув розовую теннисную туфлю ногой. Выбитая надпись гласила:
Этот камень установлен в 1978 году в память нашего любимого и преданного друга ретривера Утопии, трагически погибшего при спасении своего восьмилетнего хозяина Гуго, упавшего в крепостной ров. Утопия прыгнул за ним в воду и поддерживал на поверхности,
Энцо вглядывался в выбитую на камне надпись, которую машинально читал вслух, пока строчки не поплыли перед глазами. Утопия — пес Гуго д’Отвилье! Наконец-то в головоломке нашли свое место собачьи жетон и кость!
— Наверняка это здесь, под камнем, — сказал Маклеод, вставая.
— Что — это?
— Очередная часть бедняги Гейяра. По традиции, в ящике с новыми подсказками, — победно взглянул он на Шарлотту — энтузиазм вернулся в мгновение ока — и заметил, как она побледнела.
— Прямо здесь? Под нашими ногами?
— Разумеется!
Энцо огляделся, соображая, с чего начать, и увидел направлявшегося к ним Раффина, а за ним — садовника, катившего тачку вниз по холму. Энцо закричал, замахал руками и добился своего: садовник остановился и обернулся. Раффин искоса посмотрел на него через плечо и недоуменно уставился на Энцо:
— Что происходит?
— Почитайте на камне, — отмахнулся Энцо и снова громко попросил садовника подойти, сопроводив слова призывным жестом.
— Иисусе! — вырвалось у Раффина. — И вы думаете, это здесь?
— А как по-вашему?
— По-моему, чертовски много шансов за!
Садовник бросил тележку и пошел через газон. Это был мужчина лет шестидесяти пяти, обветренный и загорелый от многолетней работы на открытом воздухе, в синем саржевом комбинезоне поверх заношенной белой фуфайки. Плоская, как блин, кепка была сдвинута на затылок, открывая лоб, блестевший капельками пота. Подозрительно оглядев всех троих по очереди, он перевел взгляд мутно-голубых глаз на Энцо.
— Чем могу помочь, мсье?
— Мы считаем, что под этой плитой находится захоронение… — Еще недоговорив, Энцо почувствовал, что сморозил нелепость.
Но садовник взглянул на камень и медленно покачал головой:
— Под ней ничего нет, кроме земли, мсье.
— Откуда вы знаете?
— Я ее сам здесь положил, мсье. Гуго-старший заказал надпись, а меня попросил установить камень.
— Но после этого, — вмешался Раффин, — кто-то поднимал плиту и кое-что под ней зарыл.
Садовник посмотрел на него как на помешанного:
— Это кому ж такое понадобилось, мсье?
— Но вы не можете исключить подобную
Садовник пожал плечами:
— Ну нет, конечно, но мне бы было об этом известно.
— Как так?
— Да потому что я здесь всю жизнь провел, мсье. Каждый божий день в саду копаюсь. Я работаю садовником почти сорок лет, а до меня тут был мой отец. Я знаю каждую травинку. Нельзя же своротить плиту и не помять травы?
Энцо не хотелось верить старику — он был убежден, что место правильное.
— А вы помните, как молодой Гуго свалился в ров?
— Как не помнить, это я его и вытащил.
— А Утопия?
— Пес уже захлебнулся, когда я вернулся за ним.
— Полагаю, собаку закопали под этим камнем? — спросил Раффин.
— Нет, мсье. Плиту положили просто в память о событии, чтобы отметить место. Утопию похоронили там, где д’Отвилье испокон веков хоронили своих собак, — указал он куда-то вдаль. — Вон там, в лесу. Из замка то место видно. Десятки псов похоронены, каждый под собственным надгробием. Можно сказать, собачье кладбище.
Энцо вспомнилась собачья берцовая кость, найденная в Тулузе, и они с Раффином переглянулись. Журналист явно думал о том же.
— А вы можете нас туда проводить?
Старый садовник вздохнул:
— Ну, провожу, чего уж.
Когда они поднимались по холму, Шарлотта спросила старика:
— А вы знаете, что случилось в замке?
— Ну.
— Разве вы не хотите взглянуть, что там происходит?
— Семейство д’Отвилье меня не интересует, мадемуазель. Мне нет дела до аристократов.
— Они платят вам жалованье, — напомнил Раффин.
— А я смотрю за их имением. Это не значит, что я обязан их любить. Я спас мальчишке жизнь, но им больше понравилось приписать это собаке. А теперь он покончил с собой. Ну, оно и к лучшему, скажу я вам.
У кромки леса подстриженная трава сменилась густой порослью молодых побегов, которые торопились прорасти на каждом свободном клочке, пытаясь отвоевать землю, отнятую у них человеком. Вскоре они вышли на поляну, обнесенную полуразрушенной каменной стеной с поваленными воротами. Древние надгробия косо торчали из земли среди высокой высохшей травы. От тайного захоронения веяло печалью и запустением.
— Вы не ухаживаете за этим кладбищем? — уточнил Раффин.
— Я сюда не хожу. Да меня и не просили.
— Значит, если кто-нибудь здесь что-то закопает, вы об этом не узнаете?
— Здесь закопаны только дохлые собаки, мсье.
Надгробие Утопии находилось в дальнем углу участка.
На плите была выбита простая надпись: «Утопия, 1971–1978». Земля вокруг ничем не отличалась от остальных захоронений, но ведь прошло десять лет… Раффин повернулся к садовнику: