Опасная тихоня
Шрифт:
Капитонов и меня проводил до квартиры, предупредив своего помощника:
— Я сейчас.
Потом он терпеливо дождался, пока я достану из кармана ключ и отопру дверь, даже в прихожую шагнул, и вдруг неожиданно заявил:
— Ну вот, и вас доставил в целости и сохранности.
И предпринял откровенную попытку улизнуть, которую я решительно пресекла, в буквальном смысле перекрыв ему дорогу собственным телом. Не очень убедительно изобразив распятие на входной двери, я суровым тоном произнесла:
— Вы никуда не уйдете, пока не
— Вы разве не знаете, что в Уголовном кодексе есть статья, предусматривающая ответственность за захват заложников?
— Мне не до шуток, — сказала я, и не думая уступать ему дорогу. — Вы прекрасно знаете, что меня мучает совсем не праздное любопытство. Мне плевать, кто и почему желает прикончить Пашкова, я хочу знать только одно: что случилось с моей подругой Наташей Русаковой пятнадцать лет назад!
Капитонов весь как-то скукожился:
— Этого я вам сказать не могу. Я не ясновидящий, я всего лишь заурядный майор ФСБ.
Можете себе представить, что я испытала, услышав такое после всего случившегося за последнюю неделю. Я была близка к тому, чтобы откусить голову этому «заурядному майору ФСБ», откусить вместе с его дурацкой клетчатой кепкой.
Глава 28
— Но вы знаете, что случилось с Богаевской! — напомнила я Капитонову.
— В общих чертах, — произнес Капитонов буднично. — Она повесилась.
— Как повесилась?
— Обыкновенно, привязала веревку к крюку для люстры… Очень распространенный способ, ничего нового, — поведал мне Капитонов и притворно взмолился:
— Может, вы меня все-таки отпустите? Я очень спешу.
Я продолжала упорно подпирать дверь спиной:
— Я вас не выпущу, пока вы не скажете все, что знаете.
Капитонов с почти мальчишеским задором блеснул глазами:
— Ну всего я вам, пожалуй, не скажу даже под пыткой. А насчет Богаевской… Пока я и сам знаю не так уж много и совсем не считаю, что по этому поводу следует пороть горячку. Всему свое время.
— Мне нравится ваше спокойствие. — Кажется, я говорила такие слова Капитонову уже не в первый раз. — «Не будем пороть горячку», «Всему свое время»… Это вы говорите мне? Да я это слышу уже пятнадцать лет, если вам интересно, меня просто закормили обещаниями. — Честно говоря, я несколько преувеличивала: никто не закармливал меня никакими обещаниями относительно перспектив выяснения Наташиной судьбы, ни меня, ни ее мать, ни ее бабушку… В милиции всегда говорили: «Мы делаем все возможное», до тех пор, пока я не пришла брать интервью у милицейского полковника и не узнала, что Наташино дело вообще закрыто. Ладно, как бы там ни было, а я имела полное законное право слегка ослабить клапан и выпустить пар накопившегося раздражения, и мне плевать, что Капитонов оказался крайним в этой истории.
— А мне не нравится ваше мельтешение, — отпарировал Капитонов, — совсем
Вот так да, еще один поклонник моего неуемного таланта! Но меня на такие дешевые штучки не купишь.
Я завелась:
— И что вы называете мельтешением? Мое желание знать правду? Понятно, понятно… А вам, конечно, мельтешение не к лицу, вам торопиться некуда… Подумаешь, одним трупом больше, одним меньше. Что с того, что некий субъект, имевший бурную молодость, однажды в компании таких же подонков изнасиловал восемнадцатилетнюю девушку, которую через пятнадцать лет нашли повесившейся, якобы повесившейся…
Капитонов хотел мне возразить, но я ему не позволила, продолжая его гневно обличать:
— …и что с того, что еще одна восемнадцатилетняя девушка пропала и ее мать и бабка умерли, так ничего и не узнав о ней?
Капитонов только завел очи горе и глубоко вздохнул, а я вспомнила еще кое-что:
— А Надька! Та, у которой была фотография Пашкова с одалиской на коленях, она ведь тоже повесилась! И что же, вас даже это совпадение не напрягает? Неужели не ясно, что ее просто-напросто убили, чтобы она не трепала языком!
Надька попыталась шантажировать Пашкова этой фотографией и очутилась в петле. А за ней Богаевская. Господи, да ведь они даже не стали утруждать себя разнообразием, а вы еще раздумываете! Так что еще должно произойти в этом городе, сколько женщин должны покончить с собой и скольких должны до смерти избить сытые тупорылые телохранители, чтобы вы перестали повторять: «Не будем пороть горячку», «Всему свое время»?..
Не знаю, как вас, а меня такая пламенная речь непременно бы проняла, чего не скажешь о Капитонове, который только равнодушно процедил сквозь зубы:
— На кой черт им убивать Надьку? Она совершенно неопасна, да ей и надо-то всего ничего — пару сотен. Добро бы она что-нибудь знала о Богаевской, а то ведь нет…
— Интересно было бы узнать, на чем основаны такие выводы? Только на том, что вам не хочется разбираться в этой давней, дурно пахнущей истории и вы предпочитаете ограничиться покушением на Пашкова и убийством Литвинца? — язвительно осведомилась я.
Этот Капитонов был какой-то совершенно непробиваемый, потому что моя едкая ирония его нимало не смутила.
— Они основаны исключительно на словах этой самой Надьки, если хотите. Вообще-то она гражданка Бочарова.
Я глупо ухмыльнулась:
— И когда же, если не секрет, гражданка Бочарова произнесла эти слова? С небес, что ли, шепнула?
— Ну, если считать небесами притон, в котором мы ее обнаружили, — фыркнул Капитонов, — хотя для нее и ее приятелей это точно небеса обетованные. Между прочим, она здорово удивилась, когда узнала, что ее без малого похоронили, правда, удивлялась она уже позже, немного протрезвев. Это произошло с ней не сразу.