Опасно для жизни
Шрифт:
Незадолго до закрытия в вестибюль станции метро «Алтуфьевская» вошел молодой человек. Вернее, он даже не вошел, а почти вполз в помещение, хватаясь руками за стены. Человека била дрожь.
— Куда ты лезешь, алкаш? — сердито проговорила пожилая уборщица, преградив ему дорогу широченной шваброй.
Молодой человек поднял на нее бледное, в каплях пота лицо.
— Мне в милицию, — еле ворочая языком, проговорил он.
— Это точно, — оглядев его, согласилась женщина. — Только Я тебе не советую: взять с тебя
— Тетенька, не выгоняйте, — вдруг запричитал парень и упал на колени. — Позовите милицию.
— Ты больной, что ли? — предположила женщина. — Зин, — окликнула она дежурившую у турникетов молодую девицу, — тут больной какой-то объявился.
Зина подошла к ним и окинула парня опытным взглядом.
— Да он обкуренный. Или обколотый, — поставила она диагноз. — Вали отсюда, — процитировала девушка свою коллегу.
— Я человека убил, — закричал вдруг парень. — Я убийца. Вызовите милицию.
Одна из дверей вестибюля с надписью «милиция» отворилась, и на сцене появилось еще одно действующее лицо — деревенского вида сержант.
— Кто тут человека убил? — позевывая спросил он.
— Я, — закричал парень и даже стукнул себя кулаком в грудь. Руки его тряслись.
— Ну и дурак, — меланхолично заметил сержант. — И что вам, пьяни, дома не сидится? — сам с собою заговорил сержант. — Ну выпил, ну и сиди дома. Не трогай никого. Нет, они вылезут, они такого наговорят, что придется воспитывать!
— Миша, да он обкуренный, — угодливо доложила Зина.
— Тем более, — степенно ответил Миша и красноречиво взялся за резиновую дубинку-«демократизатор».
В этот момент в вестибюль ввалилась веселая стайка молодежи. Шумно переговариваясь и бренча на ходу гитарой, они устремились к эскалатору.
— Я человека убил! — завыл во весь голос парень. — Я убил двух человеков! Людей.
Компания остановилась на полном ходу. Ребята недоуменно уставились на парня.
— Нехорошо, — зловеще произнес сержант, неприязненно посматривая на молодежь. — Ну, раз убил, придется отвечать. Эх, зря ты меня, парень, разбудил… — как бы про себя проговорил сержант.
— Ребята, да это интересный материал, — вдруг воскликнул худенький паренек в очках. — Это может пригодиться для газеты.
И, кинувшись к сержанту, паренек достал визитку.
— Я корреспондент газеты «Московский комсомолец»… — начал было он.
— А я — простой милиционер, — оборвал разговор сержант и, тяжело вздохнув, пошел звонить по телефону.
Когда на «Алтуфьевскую» приехала патрульная машина, Андрюха корчился на полу тесной комнатенки милицейского поста. Его ноги и руки сводило судорогой, на губах пузырилась пена. Он выл от боли, но, чуть только боль на секунду оставляла его, повторял одно и то же: «Я убил человека».
Прибывшая бригада с тоской смотрела на корчившееся тело.
— Эх, вмазать бы ему… — с чувством проговорил один из прибывших.
— Это не то слово… — согласился другой, с укоризной поглядывая
— Мужики, — оправдывался тот, — да я бы сам разобрался, если бы не «Комсомолец» этот, е-мое…
— Ох, эти наши хлопоты будут дорого ему стоить… — заметил первый, неизвестно кого имея в виду: то ли стонущего на полу Андрюху, то ли дежурившего на улице сотрудника «Московского комсомольца».
Когда Андрея сажали в патрульную машину, корреспондент — самое противное, что не один (в этом случае можно было бы и отшить), а со своей гнусной компанией, — подошел к ним и поинтересовался, куда, мол, везут обвиняемого. На что получил ответ, что гражданина везут непосредственно на Петровку, 38.
— Я бы эту прессу свободную задушил своими руками, — с вожделением сказал один из сидевших в машине.
— Это не то слово… — мечтательно поддержал его другой.
— Так, представляешь, наша доблестная милиция, бойцы линейного отряда, чуть этого парнишку не вытолкали в шею. Дескать, ври, да не завирайся. Выпил — сиди дома, не волнуй людей. А на нем и вправду два убийства, — рассказывал Грязнов под бутылочку коньяка и свиные отбивные, им же собственноручно и приготовленные.
Турецкий курил свой «Честерфилд» и слушал приятеля. За окном смеркалось, и Саше казалось, что это сумерки следующего, уже воскресного дня. Но нет, день был все тот же, субботний. И дождь все так же хлестал по крышам. Просто от обилия событий и впечатлений он казался невероятно длинным.
После похорон Фрязина они с Грязновым оказались в кабинете заместителя Генерального прокурора России, в миру, и только для них, Кости Меркулова.
— Ну что, друзья, — начал Константин, глянув на сидевших рядом приятелей. — Имею сообщить следующее: в связи с определением химического состава неизвестного ранее наркотического вещества, именуемого на черном рынке Москвы «китайским белком», создана следственно-оперативная группа из сотрудников МУРа и следственного управления Генпрокуратуры. При необходимости могут быть подключены сотрудники ФСБ. Перед группой ставится глобальная задача выявления источника, поставляющего это вещество, а также лиц, занимающихся распространением наркотика. Руководителем группы назначен старший следователь по особо важным делам, старший советник юстиции Турецкий. Ты, Саша. И подозреваю, что основная тяжесть расследования ляжет именно на ваши с Грязновым далеко не хрупкие плечи.
— Хорошее начало, — прокомментировал новоиспеченный шеф следственной группы. — Хорошо бы еще и какую-нибудь вводную получить. Я ведь, Костя, как ты, вероятно, знаешь, давненько не занимался делами, связанными с наркобизнесом. Это хлеб уголовного розыска, отдела экономических преступлений МВД и фээсбэшников.
— И очень тяжелый хлеб, — не поддержав желания поерничать со стороны своего друга и подчиненного, ответил Меркулов. — Но тут случай особый. К этой торговле новым наркотиком могут оказаться причастными довольно известные люди. Скажем, некий Висницкий.