Опасное хобби
Шрифт:
— Это «банкир», что ли? — спросил один из мальчишек. И тут же по-взрослому потянулся к пачке сигарет, щедро протянутой Мишей.
— Почему — банкир? — удивился Миша. — В самом деле, да?
— Не знаю, может, и нет. Но так его зовут, потому что важный больно. Он на седьмом этаже живет.
— Понятно. Он когда с работы приходит? Целый день звоню — никто трубку не берет, ни он сам, ни жена его. А ведь договорились… Ничего не пойму, понимаешь! На седьмом живет? Так высоко? А света в окнах нету. Как узнать, а?
Пацаны смотрели на удрученного бородатого кавказского человека, который собирался купить у «банкира» его роскошный «мерседес» — мечту каждого из них.
—
Мгновенно вызвался все тот же малец. Сунув пачку в карман, он пулей умчался к подъезду мимо старческой когорты, дружно повернувшей ему вслед любопытные носы.
Миша только усмехнулся и стал наблюдать за окнами нужной ему квартиры: если там кто-то спрятался, может случайно выдать себя. Но ничто не мелькнуло в окнах. Правда, уже совсем темно стало и плохо видно, но от закатного неба еще лежал на стеклах розоватый отблеск, который неопытный человек мог бы принять за слабый свет, зажженный в квартире. Наблюдал Миша и за лестничным пролетом, освещенным люминесцентными лампами, но главное — за подъездом: кто выйдет?
Но появился вскоре все тот же малец. Миша непроизвольно напрягся — ожидать можно было чего угодно. Мальчишка сказал, что звонил несколько раз, однако никто не откликнулся. Значит, дома никого.
— Ладно, — с видимой досадой сказал Миша. — Тогда извини, парень. Придется завтра приезжать снова. Пойду, понимаешь, спасибо.
И медленно ушел в темноту. Но недалеко. А Ашот в это время внимательно наблюдал за подростками: как вести себя будут, не пойдут ли следом. Нет, не пошли. Сразу забыли и стали угощаться сигаретами, которые вынул из кармана мальчишка. Нет, выходит, засады. Если бы была, за парнем стали бы следить. Теперь, решил Миша, надо ждать ночи, когда двор совсем опустеет. А когда это будет, может, даже к утру, один Бог знает. Но ждать наверняка придется долго. Братья постановили дежурить по очереди и с подъезда глаз не спускать. После чего Миша предложил Ашоту пойти подремать в машину, а через час его сменить.
Вечер был очень теплый, и двор опустел окончательно лишь после полуночи. Ашот сменил Мишу на его наблюдательном посту, потом Миша вернулся, и они стали наблюдать вдвоем. Во втором часу ночи Миша решил, что, видимо, уже пора и надо подогнать поближе автомобиль, чтобы с сумками не таскаться по двору. Он поставил «мерседес» на малой дорожке проспекта, почти вплотную к дворовой арке, где не было никаких фонарей и поэтому темно, как у негра в заднице.
Осторожно, с разных сторон приблизились они к подъезду, код которого для нормального человека не представлял никаких секретов, даже если бы Миша не умел обращаться с инструментами: он был написан на двери фломастером. Пешком братья поднялись на седьмой этаж. Вот и нужная им дверь. Внимательно ее оглядев, Миша не заметил ничего подозрительного. Но все равно на всякий случай позвонил спрятавшись в стороне от смотрового глазка. Никто не отозвался. Тогда Миша достал ключи этой сильно гордой шлюхи Ларисы и спокойно, как у себя дома, открыл дверь в прихожую. Свет, естественно, зажигать не стал. Для работы у него имелся сильный фонарь с широким лучом.
Хорошая квартира была у Богдановых — богатая, обстановка дорогая, новая, ковры. Все это стоит больших денег. Значит, они в семье имеются.
По тому, как быстро и слаженно стали братья обыскивать квартиру, складывая на стол то, что собирались забрать с собой, даже неискушенный в грабительском деле человек с ходу бы понял, что делом занимаются не новички.
Толстый рулон уложили на дно сумки. Может, тут и не миллион долларов, но если все полотна действительно ценные, то где-то половину уже взять можно будет. Так решил Миша, который не разбирался в искусстве, но горячо верил всем, кто о нем говорил с апломбом. И все нарисованное и вставленное в раму было для него музеем. А значит, высоко ценимым. Хотя и опасным: как прикажешь реализовать?
Но теперь, говорят, можно найти специалиста, который быстро переправит этот товар за границу. Наличные на бочку, и весь разговор.
Сверху на сверток с картинами братья стали укладывать всякую технику, которой в доме Ларисы оказалось довольно много — тяжелая получалась ноша.
Стараясь все нужное распределить по сумкам с максимальной пользой и удобством, чтобы не совершать опасное путешествие в квартиру дважды, Миша вдруг почувствовал какое-то странное томление в груди, словно сердце предупреждало об опасности.
Коротким движением руки подозвав к себе Ашота, Миша шепнул ему на ухо:
— Давай быстро проверь, что там на лестнице, открой дверь, чтобы незаметно выйти, и возвращайся. Пора отваливать.
Ашот на цыпочках подошел к стальной двери и стал внимательно рассматривать лестничную площадку в глазок. Там было тихо и пустынно. На всякий случай он, стараясь не шуметь, стал медленно поворачивать замок.
Почти бесшумно утонул язычок замка в своем корпусе, Ашот взялся за дверную ручку, чтобы чуть-чуть сдать дверь. Она, хоть и была тяжелой, пошла легко и без всякого скрипа. И в этот же миг Ашот почувствовал резкий рывок и удар, который лишил его на короткое время сознания…
18
Турецкий переоделся в черные джинсы, старые и удобные кроссовки, натянул серую водолазку, на нее сбрую для ПМ, а сверху — куртку. Теперь он весь был неприметно темного цвета, неразличимый в ночи, ну просто ах!
Ладно, шутки в сторону. Сколько помнится, грязновская интуиция и раньше не часто подводила сыщиков.
Они встретились на проспекте. Славка тоже оделся по-походному.
— Я не оторвал тебя от вселенских размышлений? — сразу поинтересовался он. — Если нет, то пойдем в машину, и там поешь, пока котлеты теплые. Честное слово, скажешь спасибо.
— А вы там что себе думаете? — достаточно тихим, но вполне возмущенным голосом спросил Турецкий. — Будто я от голода пухну?
— Пустяки. Котлеты действительно вкусные, потому что Нинка их умеет готовить. И пока ты будешь ужинать, я тебе кое-что расскажу. Мыслишка, понимаешь, одна появилась. Странная такая.
— Только одна? И ты меня из-за нее позвал?
— Представь себе, — никак не отреагировал на иронию Слава.
Они вошли в слабоосвещенный двор и забрались в грязновские «Жигули», умело припаркованные среди других машин.