Опасное наваждение
Шрифт:
Они подняли меня на ноги и завернули в плащ. Я не могла идти сама, и они полуволокли-полунесли меня.
Мы прошли лабиринтом мрачных, душных коридоров и вышли на улицу, в темную аллею. Внезапный глоток свежего воздуха после отвратительной, пропитанной опиумом атмосферы чуть не лишил меня чувств. Я знала, что нужно попытаться сбежать, но это казалось не проще, чем расправить крылья и улететь. Город был окутан густым туманом. Из бухты доносился слабый звук рожка.
Мы довольно быстро прошли аллею и углубились в путаницу темных улочек. Один раз я оглянулась и увидела, что небо над «Золотой
– Пожар, – вздохнула я. – Большой пожар.
– Так точно, баронесса, – произнес мужчина справа от меня. Это был Франц. – Сегодня ночью половина Сан-Франциско превратится в развалины и пепел. Ну, передвигай же ноги!
В гавани нас ждал корабль. Мужчины протащили меня по сходням, и на палубе нас встретил еще кто-то с фонарем и проводил в каюту под палубой. Фриц и Франц толкнули меня на койку. Один из них сунул руку мне под платье и долго шарил там, удостоверяясь, что я ничего не прячу. Потом все ушли. Громыхнул дверной засов. Корабль покачивался на волнах.
Неясные, фантастические картины поплыли у меня перед глазами. Я увидела Сета, лежавшего на грязной улице перед «Золотой цыганкой» с черным обугленным отверстием в голове. Я с силой зажмурила глаза, но видение не исчезало. Наконец я либо потеряла сознание, либо заснула, потому что, когда я снова очнулась, корабль плыл в открытом море, направляясь неизвестно куда.
Путешествие могло бы пройти гораздо хуже. Но в меня постоянно вливали опиум, поэтому я не чувствовала морской болезни, которую я обычно очень плохо переносила. Самые невероятные видения и самые жуткие кошмары посещали меня в те долгие дни и нескончаемые ночи, пока я лежала и стонала, запертая в темной, мерзкой каюте. У меня не осталось никакой воли, я не желала ничего, кроме стакана опиума, который мне приносили каждое утро. Я с нетерпением ждала его и залпом выпивала. Я не знала, кто мои похитители, куда меня везут и по чьему приказу. И что еще хуже, и не хотела знать. Я хотела только мое питье, и если не получала его вовремя, то начинала кричать с отчаянием сумасшедшей.
Корабль причалил, но я не знала где. Меня перенесли в экипаж, потом в поезд, потом в повозку. Наконец в очередной карете мы миновали черный лес и, переехав по мосту через глубокий овраг, остановились у серого каменного здания, очень мрачного на вид. Путешествие мое окончилось.
Фриц и Франц провели меня по винтовой лестнице, затем через сырой, покрытый плесенью коридор и ввели в большую, холодную комнату, стены которой украшали маленькие гравюры и чучела животных. В огромном камине горело бревно футов в шесть длиной. Мои провожатые толкнули меняна стул, стоявший около огня, и вышли. Я моментально погрузилась в дремоту.
Очнулась я от удара по лицу. Открыв глаза, я увидела начищенные черные ботинки, белые бриджи на длинных ногах, алый мундир, подпоясанный черным ремнем, на котором висела кобура с пистолетом, затем грудь, увешанную орденами и лентами. И наконец лицо. Смутно знакомое: черные усы-стрелочки, маленькие, жестокие глаза под грозными бровями, тонкий, выступающий нос.
– Добро пожаловать обратно в Баварию, баронесса, – сказал мужчина.
– Барон фон Цандер, – прошептала я.
– Да. Полагаю, твое путешествие было
Каждый раз, произнося «баронесса», он неприятно выделял это слово.
– Отвечай мне! – заорал он и снова ударил меня по лицу. Моя голова запрокинулась назад. Странно, но я не чувствовала боли. – Путешествие было приятным?
Я слабо кивнула.
– Да, вполне… – Мои мысли опять куда-то понеслись, перед глазами возник цыганский табор: кибитки, лошади, усыпанная цветами поляна.
– Хорошо, – произнес он, довольный, что я наконец послушалась его и ответила на вопрос. – На некоторое время ты станешь моей гостьей, баронесса. Хочешь знать, где ты? Ты в замке Хоэншвангау, в Альпах, гораздо южнее Мюнхена и совсем рядом с австрийской границей. Я время от времени приезжаю сюда поохотиться. Сейчас здесь нет никого, кроме меня. И моих гостей. Я надеюсь, здешний воздух немного взбодрит тебя.
– Зачем? – вздохнула я. В моем мозгу мелькнула неясная мысль, что надо бы узнать о причине, по которой меня привезли сюда, но, как только слово «зачем» соскользнуло с моего языка, я потеряла всякий интерес к собственному вопросу. Мысли опять разбрелись. Барон рассмеялся.
– Ты хочешь знать, зачем я тебя сюда привез, да? Что ж, я удовлетворю твое любопытство, баронесса.
Он снова язвительно сделал ударение на моем титуле.
– Я хочу пить, – сказала я. – Можно я лягу в постель? Барон наклонился над стулом, на котором я сидела, и приблизил свое лицо почти вплотную к моему.
– Тебе придется сначала выслушать меня! – завопил он. – И ответить на мои вопросы! Где фотографии?
Я закрыла глаза. Мне хотелось спать. Он встряхнул меня. Моя голова безвольно болталась из стороны в сторону.
– Где фотографии? Те, что ты украла из моей комнаты в резиденции Людвига? И которые использовала, чтобы скомпрометировать меня! Забыла? Где фотографии?
Неясные воспоминания промелькнули в моей голове.
– Голый мужчина в женском белье, – медленно произнесла я. – Шляпы. Маски. И… собака.
– Да, да, – быстро повторил он. – Именно эти. Ну, давай, рассказывай. Что ты с ними сделала? Кому отдала? Кто вместе с тобой хотел погубить меня? Говори! Говори, или я вот этими руками оторву тебе голову! Говори!
Он принялся хлестать меня по щекам. Я визжала, как поросенок, и закрывалась руками.
– Я не брала их, – кричала я. – Клянусь. Я ничего не брала! Прекрати! Хватит! Пусти меня!
– Ты украла их, – прорычал он. – Ты одна могла это сделать. Я сам видел тебя в своей комнате перед тем, как они пропали. Что ты с ними сделала?
– Я не помню, – промямлила я, опустила голову и обмякла на стуле. Как я устала. Я хочу свой опий, свою отраву. Я так ему и сказала.
– Нет, – ответил он. – Ты больше не получишь никакого опия, пока не вспомнишь, что сделала с фотографиями. Ты заплатишь мне за то, что сделала, баронесса. Дорого заплатишь. У тебя был сообщник. Он послал фотографии Максимилиану. И я, кажется, догадываюсь, кто тебе помогал. Людвиг! Ты отдала фотографии Людвигу?
– Нет, – тихо сказала я. – Я не брала никаких фотографий. Я в жизни никогда ничего не крала.