Опасное поручение
Шрифт:
— Полностью и безоговорочно верю в нашего императора. Если он считает необходимыми те или иные нововведения, то значит, так нужно нашей России-матушке. Мое дело маленькое. Прикажет государь-император умереть за Отечество — с радостью это сделаю.
— Браво, господин Версентьев! Наконец-то я слышу слова настоящего русского дворянина. Вот с кого тебе следует брать пример, любезный Александр.
От этих слов я чуть не подавился рыбьей косточкой, так как приступил к нежнейшей отварной рыбе под французским соусом. Вот с кого брать пример не нужно — так это точно с меня.
Разговор ненадолго прервался. Каждому
Молчание прервал Иноземцев.
— Разрешите спросить, господин Версентьев, а по какому делу вы к нам приехали?
Я рассказал вкратце, что приехал в Петербург по поручению Елены Павловны Старосельской, которая хочет выяснить, отчего её отец совершил самоубийство. О том, что действительного статского советника, видимо, убили, я умолчал: зачем посторонним людям знать такие подробности.
К концу обеда мы решили все вместе ехать в Биргер-клуб. Уж не помню, кто высказал эту идею, но она мне показалась вполне уместной. Иноземцев заявил, что у него сейчас есть свободное время, поэтому он тоже поможет найти итальянского художника. Признаюсь, за обедом мы, кажется, немного злоупотребили вином, иначе я, конечно, предпочел бы побывать в Биргер-клубе один, без своих новых приятелей.
С самого начала знакомства с Белевцовым я чувствовал с его стороны ко мне снисходительное отношение. Нет, он вел себя безукоризненно: довез меня в своем экипаже в Петербург, пригласил остановиться в своей квартире, вкусно кормил, помогал в расследовании, обращался со мной вежливо и достойно. Однако чувствовалась в нем некоторая холодность и снисходительность. Так богатый столичный вельможа относится к своему бедному родственнику, приехавшему из провинции и общество которого на самом деле его тяготит. Но вельможа не может в силу родственных отношений вежливо избавиться от надоедливого гостя, и поэтому до поры до времени терпит его.
А вот Иноземцева, хотя он и принадлежал к одному с Белевцовым кругу, совершенно не тяготило знакомство со мной. Ему, конечно, была известна моя история. Белевцов рассказал. Но это не изменило отношение секретаря Сперансокого ко мне. Он по-прежнему был со мной вежлив, умело поддерживал беседу, рассказывал смешные истории, остроумно шутил.
Теперь вы поняли, почему мне понравился Иноземцев? Впрочем, в друзья я никому не набивался. За последние полтора года я отвык от общества. Правда, иногда вдруг из ниоткуда появляются незнакомые люди, которым требуется моя помощь, как, вот, например, в случае с Еленой Старосельской.
***
Биргер-клуб располагался в трехэтажном угловом доме Щербакова как раз напротив Адмиралтейства. Когда мы прибыли туда в экипаже Иноземцева, было больше шести часов вечера. Раньше я никогда в этом клубе не бывал, и впервые появившись в нем, не жалел об этом.
Часто Биргер-клуб также называли Гражданским
Иноземцев там повстречал нескольких своих знакомых из числа чиновников. Вскоре мы почувствовали себя уверенно в этом «вавилонском столпотворении».
Иногда я спрашивал кое-кого из посетителей этого клуба не знаком ли он с итальянским живописцем Джорджио Бернарди, но никто о нем не слышал. Поэтому когда ко мне подошел Белевцов и поинтересовался о том, что удалось мне узнать, я разочарованно покачал головой.
— Ничего. Никто не знает этого итальянца.
Жених фрейлины Великой княгини посоветовал мне продолжать поиски, а сам растворился в толпе. Он, наверное, опять поспешил присоединиться к своему приятелю Иноземцеву. Мои заботы его, конечно, волновали мало. Раздосадованный на самого себя, я принялся обходить залы Гражданского собрания, останавливаясь то возле одной, то возле другой кампании и прислушиваясь к разговорам. Ничего полезного для себя я там не услышал. Вдруг кто-то взял меня за локоть. Это опять подошел Белевцов.
— Пойдемте со мной, Владимир Сергеевич, — сказал он. — В зеленой зале собрались любители искусства. Мне кажется, есть там и художники. Пойдемте же.
Естественно, я последовал за ним, впрочем, мало веря в успех. В зале, которая была отделана в зеленые тона, находилось человек пятнадцать. Они, разбившись на небольшие группки, о чем-то оживленно спорили. Некоторые из них сидели на стульях или в креслах, другие же неспешно прохаживались, как будто они на Невском проспекте.
Бернарди среди них не оказалось. Однако, там мне удалось познакомиться с художником, который его знал.
— Да зачем вам этот итальянец нужен? — спрашивал у меня господин Колортов, представившийся «русским живописцем». — От него вам толку никакого не будет. Хотите, я ваш портрет напишу, сударь?
От Колортова сильно разило вином, но на ногах он держался крепко. Я сказал, что у меня к Бернарди личное дело, и мой новый знакомый пьяно засмеялся. Впрочем, таких как он в зеленом зале было много, так что внимание на нас никто не обратил.
— Любезный сударь, — проговорил он, как только сумел справиться с приступом смеха, — уверяю вас, с Бернарди вам лучше никаких личных дел не иметь. Вы понимаете меня?
— Да, я вас прекрасно понял. Но скажите хотя бы, где он живет? Где его найти?
Чтобы получить ответ, мне пришлось подождать, пока Колортов опустошит новую рюмку мадеры.
— Слышал, он снимает комнату за Аничковым мостом на Невском. Кажется в Троицком переулке. В доме Барышева.
Я поспешил распрощаться с Колортовым, который опять предложил мне заказать у него свой портрет. Мне пришлось вновь вежливо отказаться. С трудом я выбрался из зеленого зала, полного разной степени одаренности скульпторов, художников, писателей, поэтов и драматургов. Во второй раз в их кампанию я добровольно точно не приду. Они, конечно, интересные и талантливые люди, но для того, чтобы общаться с ними, нужны крепкие нервы, ну или самому следует заниматься каким-либо искусством.