Опасное увлечение

Саммерс Эшли

— Эти лампы мои. Увезут торшер, кровать, шифоньер, письменный стол, те два кресла…

— Возможно, легче назвать то, что останется, — предложила Реджина.

Он поморщился.

— Хорошо. Тот стол и стул, телевизор, книжные шкафы и книги. О лампах я уже сказал… Полагаю, все.

— А персидский ковер? — спросила она, указав на него стройной босой ногой, обтянутой джинсовкой.

— Его заберут, — коротко ответил Клинт. Когда она успела снять туфли? — Ну, полагаю, все. Мы закончили быстрее, чем я думал. У вас не будет неприятностей из-за того, что вы ушли с работы так рано?

— Конечно, нет. — Она звонко рассмеялась. — Вы теперь

«большая шишка». Ваше желание — закон для нас, так было мне сказано.

— Ну, к счастью для вашего «Агентства», мои желания немногочисленны и легковыполнимы, — сухо проговорил он.

— К счастью для меня. За вас отвечаю я, вы помните?

Клинт усмехнулся, отчего жесткие черты его лица смягчились, и он стал так привлекателен, что у нее перехватило горло.

С трудом сдерживая дыхание, она повернулась, чтобы открыть гардеробную.

— У вас здесь очень мало одежды. Разве она вам не нужна?

— Нет, я путешествую налегке.

Реджина закрыла гардеробную.

— Как долго вы были женаты? — Вопрос сам собой сорвался у нее с губ.

— Семь лет.

Рассеянно Реджина села на кровать и, чтобы не соскользнуть с атласного покрывала, уцепилась за столбик.

— Ваш брак был счастливым, если вы горюете столь долго.

— Я не ношу рубище, Реджина. Да, наш брак можно назвать счастливым. — В голосе Клинта будто появилась тень сомнения. — В основном, — тихо добавил он, чтобы быть честным перед собой. Хотя Клинт обожал жену, бывали времена, когда он задавался вопросом, подходили ли они друг другу, настолько мало общего было между ними.

— Похоже, что носите.

— Что? — переспросил он.

— Хорошо, пусть не рубище, но для человека, путешествующего налегке, у вас довольно тяжелый багаж. Я очень чувствительная женщина, Клинт. Я вижу, что происходит за закрытой дверью и за углом, — тихо произнесла она.

В ответ Клинт что-то проворчал.

Реджина сползла с кровати.

— Мы, кажется, сделали здесь все, — бодро подвела она итог, но пульс, оказавшийся у нее где-то в горле, заставил ее замолчать. Клинт потянулся, чтобы помочь ей удержать равновесие, и его рука коснулась ее груди. Произошло мимолетное, почти незаметное прикосновение.

— Извините, — произнес он.

— Никаких проблем, — ответила она тем же легким тоном.

Но он тоже это почувствовал, думала она, ликуя. Ускорившееся дыхание противоречило его беззаботной реакции на краткий контакт. Направляясь к двери впереди него, она держалась очень прямо, ощущая мощное обаяние мужчины, идущего следом.

— Я собираюсь поесть, — сообщила Реджина, когда они дошли до большой комнаты. — Ничего особенного, но мне хотелось бы, чтобы вы остались поужинать. Не принимаю никаких отказов, — отклонила она готовый сорваться с его губ протест. — Садитесь здесь, у бара, и поговорите со мной, а я пока накрою на стол. Расскажите о ваших опасных приключениях. Откуда у вас шрам, например.

Клинт сел на табурет у бара, удивляясь, что так послушно исполнил ее просьбу.

— Было промозглое утро, когда я спускался в пироге по реке, скрытой туманом, который не могли пробить лучи солнца, и все вокруг освещалось тусклым желтым светом. Я опасался крокодилов — те могли находиться в воде, ожидая, пока им на завтрак попадет кто-нибудь примерно моего размера и веса. Внезапно огромная, свирепая и голодная львица прыгнула в пирогу из прибрежных кустов, ее огромные лапы ударили меня по лицу и сбили с ног… — Клинт засмеялся, увидев широко распахнутые

зеленые глаза Реджины. — На самом деле я зашивал рану крошечного львенка, которого мы нашли в кустарнике. Наверное, я дал ему мало наркоза, потому что он вытянул лапу и оцарапал меня. Так что моему другу, тоже ветеринару, пришлось зашивать меня после того, как я закончил зашивать львенка. — Он снова усмехнулся. — Видите? Реальность никогда не превосходит воображение. А рассказываю я эту историю, когда занимаюсь сбором денег для заповедника.

Реджина неодобрительно посмотрела на него.

— Вы поступаете несколько неэтично.

— Просто людям говорят то, что они хотят услышать, и им становится интересно давать деньги на нужды заповедников. Грустная правда, Реджина, состоит в том, что людей нужно побуждать делать добрые дела.

— Хм, — сомневаясь, пробормотала она. — Так как же вы оказались в Кении?

— У меня есть друг, тоже ветеринар, он делает там действительно большую работу. — Клинт сделал паузу, а она сняла жакет и повесила его на спинку стула. От движения кремовая шелковая блузка натянулась, обрисовав ее высокую грудь. — Ему приходится не только зашивать львят и неосторожных друзей, но также преследовать браконьеров, следить за ранеными животными, чтобы спасти их или уничтожить при необходимости. — Увидев ее гримасу, Клинт торопливо добавил: — Если животное слишком сильно ранено и спасти его нельзя, то следует его уничтожить, поскольку оно представляет смертельную опасность для любого, кто повстречается ему, в том числе и для охотника. У меня несколько раз волосы вставали дыбом при встречах с ранеными животными. Но я люблю работать в Кении. Я люблю землю, людей, прекрасных животных.

Реджина, намазывая маслом ломтики хлеба, поглядела на него с нежностью.

— Это и помогло вам справиться? То, что вы уехали в Африку после того, как потеряли вашу… вашу любовь?

— Да. — Его резкий ответ завершил тему. Клинт недоуменно смотрел на гору хлеба. — Что вы затеяли?

— Гренки с сыром.

Положив кусочки чеддера, она поместила хлеб в разогретую сковородку с длинной ручкой. Клинт покачал головой.

— Что? — спросила она. — Гренки с сыром — слишком плебейская еда на ваш вкус?

— После того, что я ел в Африке, — это деликатес, — немедленно отозвался Клинт. Восхитительный аромат жарящегося хлеба дразнил его. — Но, знаете, вам не обязательно их делать, — заявил он.

— Что делать? — Она достала пакет из холодильника и открыла его.

— Кормить меня каждый раз, когда я приезжаю.

— Просто я не люблю есть в одиночестве.

Разложив гренки на двух тарелках, она добавила укроп, редиску, морковь и сельдерей.

Как он и думал, еда оказалась изумительной.

— Такое я ел в детстве, — сказал он с полным ртом. — Зимой мама часто делала то же самое для нас, когда мы приходили домой. И еще консервированный томатный суп. Я тогда думал, что в мире ничего нет вкуснее.

— А у меня любимым блюдом была миска пряных орехов и сладких печений. Удовольствия больше, чем от секса. — Она вздохнула, но секундой позже покраснела, осознав сказанное. — Я забыла про напитки. Что будете пить?

Они выбрали ледяную колу. Реджина ела, не ощущая вкуса. Поскольку она увлекалась фотографией, то сейчас мысленно поместила лицо Клинта в видоискатель. Ей захотелось сфотографировать его глаза, только глаза — такие синие глаза — сразу после любовных ласк. Видения, которые возникли, вызвали у нее горячую дрожь.