Опасность

Гурский Лев Аркадьевич

– Был такой астроном, Тихо Браге, – проныл-простонал я. – В древности. На банкете у короля захотел отлить. Но неудобно ему было отпроситься поссать…

– Почему, бля, неудобно? – осведомился Белый, ерзая все сильней на сиденье.

– Потому что король рядом был… – разъяснил я, гримасничая, как от боли. – И знаешь, чем все закончилось? – Я переигрывал, и Рыжий бы раскусил мои фокусы. Но не Белый.

– Чем? – с тревогой спросил мой шофер-конвоир.

– Умер, – стонущим голосом закончил я эту ужасную историю про Тихо Браге. – Лопнул мочевой пузырь… о-ох! Ну пусти, а то я прямо здесь…

Белый,

однако, уже меня не слушал. Под влиянием моего рассказа он презрел все инструкции и выскочил прочь из машины. Как я и надеялся, пристроиться он решил именно к заборчику перед машиной. Сквозь переднее стекло я видел его мощную спину. Мочись-мочись, мысленно подбодрил я его. Не бери пример с Тихо Браге.

Если хорошенько откинуться на сиденье, то длинный рычаг ручного тормоза можно двигать от себя ногой, а кнопку давить лодыжкой. Чуть от себя… Кнопочку… Еще от себя… Еще кнопочку… Шаг за шагом. Мочевой пузырь у Белого, на счастье, был будь здоров, и опорожнял его Белый вдумчиво… Шаг рычага – кнопочка – шаг… Машина слегка пошевелилась. Но еще не в такой степени, как требовалось… Мне оставался еще буквально один шажок, от силы два – как вдруг Белый обернулся. Не потому что заподозрил что-то неладное, а потому что закончил свое дело и теперь удовлетворенно застегивался. Пистолет у него был где-то в кармане или в кобуре под мышкой. Не на виду.

– Ты что де… – начал он, пытаясь одновременно и застегнуться, и вытащить свой шпалер.

Я с лихорадочной поспешностью вновь стал давить на рычаг ручника. Поспешишь – дальше будешь. От цели. Нога соскочила, а я потерял секунду, стараясь вернуть эту чертову ногу на исходную позицию. Тем временем Белый уже добрался до пистолета и целился через стекло мне в голову. Если бы он не был шофером этой тачки, я стал бы покойником. Но целых две секунды жизнь мне спасало профессиональное скупердяйство: убить меня означало бы разбить переднее стекло…

Я опять потянул на себя тормоз… Дьявол, как неудобно ногой! Шаг рычага – кнопоч… Нога соскочила, и я понял, что проиграл. Больше лишних секунд у меня не осталось. По напряженному лицу Белого я понял: сейчас он продырявит стекло и…

Та-тах!

Это стрелял на Белый. Выпалили где-то в отдалении, в районе дверей бредихинской хибары, а я получил секунду. Рывок! – и машина с отпущенным тормозом стронулась с места, подминая гневного шофера…

Ба-бах!

Вот это уже Белый клоун выпалил по переднему стеклу. Хорошо, да только поздно: я уже выкатился из задней дверцы и падал в песок. Захрустел под тяжестью кузова хлипкий зеленый заборчик, заорал шофер-мордоворот, увлекаемый собственной машиной в котлованчик… Виноват, это был, оказывается, уже целый котлован довольно приличной глубины. Котлованище. Через мгновение только край багажника выглядывал из ямы. И – ни шума, ни криков внизу.

Я заворочался в куче песка, стремясь встать. Удалось мне пока только сесть, и из положения сидя я принялся осматривать двор – дабы обнаружить второго из добрых людей. Рыжего клоуна.

Сначала я вообще ничего не увидел. Потом заметил, наконец, некоторые следы его присутствия: дверь хибары старика Бредихина уже была открыта и болталась на одной петле, а от лестницы, ведущей вниз, остался

жалкий огрызок. Пока я рассматривал эти следы разрушений, из двери выглянул сам Бредихин. И во время нашей первой встречи старик с берданкой выглядел страшновато, а уж теперь – и вовсе напоминал первобытного охотника. Если, конечно, допустить наличие у первобытных людей огнестрельного оружия.

– Квартиру ему… – сказал Бредихин и радостно сплюнул вниз. После чего дверь со скрипом встала на прежнее место.

Я проследил за траекторией плевка Бредихина и понял, что Рыжего мне опасаться больше нечего: мусорная горка под бредихинской лестницей увенчалась неподвижной фигурой в костюме в крапинках конфетти. Рыжий затылок был неподвижен. Как видно, рыжий мордоворот точно исполнил мою смертельную инструкцию: сказал и про квартиру, и про Оливера.

И старик наконец-то дал достойный отпор. На квартирный вопрос дал недвусмысленный квартирный ответ из двух стволов.

Никаких угрызений совести я не почувствовал. Старик сделал то, что давно хотел. А двух добрых людей мне жалко не было: сами напросились. Кто-то им, конечно, приказал. Они, разумеется, постарались исполнить. В меру возможностей. Теперь уже – ограниченных. До нуля.

Я снова попытался встать и снова – безуспешно. Кажется, я все-таки ушибся, когда выпрыгивал из машины. Однако это было меньшим из двух зол. Большее – вместе с заборчиком и автомобилем – покоилось в котловане.

На песке рядом с моей короткой сидячей тенью возникла еще одна. Чуть-чуть подлиннее, самую малость.

– Что же вы наделали! – с упреком сказал детский голос.

Я медленно повернул голову. Пацан лет десяти в желтой панамке и аккуратном синем костюмчике стоял за моей спиной. Глаза у него были зеленые – как результат арифметического сложения цветов панамки и костюмчика. В руке пацан держал кинжал. Сперва я решил, будто кинжал деревянный или пластмассовый, но, присмотревшись, осознал свою ошибку. Это была профессиональная зэковская работа: ее всегда узнаешь по прихотливой плексигласовой рукоятке с розочкой.

– А что я такого наделал? – спросил я вооруженное дитя, машинально оглядев кучу песка, куда я приземлился. Мне пришло в голову, что я ненароком мог раздавить песочный замок и что теперь обиженный мальчик пырнет меня ножом. Благо у него-то руки свободны.

– Еще спрашиваете! – пацан по-взрослому вздохнул и указал пальцем на поваленный зеленый забор. – Ваша работа?

– Как тебе сказать… Скорее нет, чем да, – весьма неопределенно ответил я ребенку. – Машина, по крайней мере, не моя.

– Все равно, – сказало рассудительное дитя. – За этот забор Оливер вам точно голову открутит. Он его только вчера поставил и покрасил…

– Может, мне убежать побыстрее? – поинтересовался я у мальчика. – Пока Оливера нет.

– От него разве убежишь… – грустно поведал пацан. – Его только придурочный Кол не боится. – Ребенок с ножиком кивнул в сторону бредихинской хибары, и я таким образом узнал дворовое прозвище Николая Федоровича. Кол – звучит грозно. Впрочем, дедушка старый, ему можно.

– А если я все-таки попытаюсь сбежать, – осторожно произнес я, – ты меня не выдашь Оливеру?

– Не выдам, – очень серьезно пообещал пацан.