Опасные леди
Шрифт:
Постепенно силы Джесс начинали восстанавливаться, и она стала выходить из дремотного состояния. Но никогда прежде она не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Ей всегда удавалось держать себя в форме, при любых невзгодах она способна была воспрянуть духом и продолжить жизненный путь. На этот раз она чувствовала себя так, будто ей никогда уже не подняться и не воспрянуть духом. Ни сил, ни свежего притока крови, ни воли к действиям. Неимоверная слабость, болезненные переживания, страх за Эбби, и мало всего этого: она еще страшно терзается тем, что полюбила сущее чудовище, преступного монстра, так глупо дав себя одурачить.
Шатаясь от усталости, Джесс добрела до роскошной ванной и вошла в нее. С чего начался весь этот кошмар? В чем он ее подозревает? И что сейчас происходит
Слишком уж многого не понимает она в сложившейся ситуации. Такой переполох, и все из-за ее злосчастного программного пакета, которым преступно завладел Уильям. Копия, несомненно, попала в руки его брата, наверняка хитростью выманившего у простодушной Эбби этот пакет, ведь он, очевидно, представился ей Уильямом Уэббером. Итак, задумав и исполнив их похищение, превратив их в заложниц, эти лицемерные ловкачи завладели ее достоянием.
Теперь она никоим образом не сможет это никому продать. Уэбберы, держа ее здесь, объявят тем временем игру своей, получат лицензию, после чего никакой суд не поможет, они просто обвинят ее в плагиате. Тогда выиграть у них процесс будет все равно что взять Большой национальный приз, скача на толстопузой розовой свинке.
Джесс выскользнула из платья, в котором путешествовала, из кремового шелкового платья от Версаче, купленного ей Уильямом. Кстати, с чего бы он стал покупать ей одежду, если уже и тогда думал, что она преступница? Просто в голове не вмещается! Нет, виновата эта газетная статья Венеции, все с нее закрутилось. Ревность, конечно. Если бы она так по-идиотски не ляпнула тогда Венеции об их будущем браке, ничего бы и не было. А может, все же было бы? И Венеция тут ни причем. Конечно! Ведь он с самого начала назвался чужим именем, до всякой Венеции! А газетной заварухой просто воспользовался как поводом, чтобы проще было ее похитить. Заверил, что им необходимо ускользнуть незамеченными… И здорово же они ускользнули! Конечный результат налицо, думала она с горестной тоской. Но как бы ни развивались события, результат был бы один и тот же. Он получил, что хотел, – ее программный пакет. Называет ее лгуньей, дешевкой… И кто? Лучший из всех мужчин, лучший из всех любовников, которых она имела или хотела бы иметь в будущем! Ну и ну!
После душа Джесс обмоталась большим банным полотенцем и отправилась по коридору на поиски спальни. Найдя ее, она бросила взгляд на кровать и остолбенела. Высокая кровать, задрапированная легким белоснежным шифоном. Можно подумать, что она приготовлена для невесты, девственной и соблазнительной. Она просто глаз не могла отвести от этого зрелища и, подойдя, недоверчиво прикоснулась к пологу рукой. Да, она определенно вышла бы за него замуж, если бы он сделал ей предложение. Ведь он говорил тогда, что такие ночи бывают раз в столетие и что они будут рассказывать о том, как повстречались, своим внукам… Как легко завоевать сердце женщины такой незамысловатой ложью, ведь ей ничего не стоит вообразить столь прекрасное будущее. И вот в какой ад ее это ввергло!
Джесс откинула покрывало и медленно опустилась на это девственное ложе. Она лежала нагая, прикрывшись воздушно-легким покрывалом, и старалась не думать о неприятностях. Представляла, как она отомстит ему за все, что он с ней сделал. Ах, как она ему отомстит! Хотя вряд ли это возможно, для этого у нее руки коротки. Неприкасаемый. Такой преуспевающий, такой всесильный… Разве что…
Приоткрыв глаза, Джесс улыбнулась, затем откинула покрывало и лениво провела рукой по своему красивому телу. Хорошо, он захватил ее программный пакет, но она-то сама, она-то для него недосягаема. Да, тут она недосягаема для него, с этим он ничего не сможет поделать. Никогда уже она не сможет отдаться ему со страстью. Страсть или есть, или ее нет. Он может, конечно, насильно взять ее, но ей нечем ответить на его вожделение. Да, отдаться ему она, конечно, может… Воображение ее разыгралось. Вот она, красивая, жаркая
Джесс опять улыбнулась и закрыла глаза. Она распалит его, а потом… Потом рассмеется ему в лицо. Просто расхохочется, ха, ха. Месть эта, конечно, мизерна, но все равно принесет ей огромное удовлетворение. Она даже не посмотрит на него, на его лицо, когда оттолкнет от себя именно в ту минуту, когда он будет расслаблен, разнежен и наиболее уязвим, только в тот момент, когда…
Джесс тихо застонала, и ее тело словно наяву ощутило божественную мужскую тяжесть, пронизывающую жаром изнывающую от желания плоть. Его рот обжигал ее, его прикосновения к груди дразнили и терзали танталовыми муками бесконечного ожидания. Губы его тянулись к взбухшему соску и вот наконец коснулись его. Она раскрылась навстречу ему, как цветок раскрывается навстречу жаркому утреннему солнцу, под кожей пробегали волны то жара, то холода, она изнывала от жажды, и он готов был дать ей желаемое. Поцелуи и легкие ласки страсти, его язык, пробующий на вкус ее губы, его пальцы, пробирающиеся между бедер. Она застонала, опять и опять повторяя жаждущие легкие стоны желания. Она льнула к нему, ласкала его великолепное сильное тело, теребила его густые волосы и, обняв за спину, прижимала его к себе все тесней и тесней.
Она со стоном и придыханием выгнула спину, испепеляемая желанием, ощущая, как внутри ее разгорается пламя страсти…
– Хорошенькое дело, Джессика, – услышала она из глубины адского пламени.
Тяжесть его вдруг испарилась, и она открыла глаза, потрясенная переменой, будто кто-то высыпал на ее пылающее тело ведерко с колотым льдом.
Уильям стоял рядом с постелью и смотрел на нее сверху вниз. Полностью одетый, в белом тропическом облачении и с отвратительной понимающей улыбкой, хотя глаза его были холодными и не выражали никаких чувств. Ее тело остывало недостаточно быстро, чтобы она могла сразу осмыслить, в какой степени возбуждения она находилась лишь несколько секунд назад. Она была на краю…
– О-о!.. Бастард! – разъяренно прохрипела она, слишком слабая, чтобы вскочить с кровати и ударить его.
– Продолжаете обзывать меня? Но женщины часто сами превращаются в бастардов, не правда ли?
– Вы!..
– А вы грязная крыса, – опередил он ее, явно подражая мимикой и жестами гангстерам из дешевых боевиков. Затем взял покрывало и накинул на нее, скрыв ее тело, но не ярость и возмущение. – Удивляюсь, почему нет дамского варианта слова бастард. Крыса, полагаю, достойный эквивалент ему, – язвительно рассуждал он, затем наклонился к ней, и глаза его гневно сверкнули. – Впредь лучше выбирайте слова, Джессика. И не вздумайте опять прибегать к мерзейшим на земле трюкам, пытаясь вывести меня из себя. Этак вы ничего не добьетесь!
– Как вы смеете! – взорвалась Джесс, вскакивая на колени. – Я спала, а вы… вы трогали меня и…
– Это вам приснилось, сердце мое. Теперь вставайте, одевайтесь и помните: удовольствие никогда не идет у меня прежде дела, в этом я непреклонен.
С криком ярости и возмущения она бросилась на него, но он оказался проворнее. Ему стоило лишь чуть пошевелить рукой, и она упала поперек кровати, чуть не ударившись лицом о его бедро.
Засмеявшись, он взял ее за подбородок и немного приподнял лицо.
– Ваша настойчивость изумляет меня, дорогая, но вы промахнулись на несколько дюймов.
Она вдруг вскинулась, вцепилась ровными белыми зубками ему в руку и укусила.
Успех! Она услышала, как он замычал от боли, но свет тотчас перевернулся. Вернее, это она перевернулась в воздухе и почувствовала три, четыре, нет, пять звучных шлепков по ягодицам.
Подобного унижения Джесс не испытывала никогда, она вжала лицо в покрывало так сильно, как только могла. Потом зарыдала, била кулаками по постели, и длилось это, как ей казалось, часы, а когда наконец она перекатилась на спину, опустошенная неистовым припадком бессильной ярости, лицо ее горело, глаза распухли от слез, она осипла. В спальне она была одна.