Опасные пути
Шрифт:
— Благодарю Вас, Дегрэ, — сказала она, — я никогда не забываю своих друзей, как и своих врагов. Как только допрос кончится, Вы немедленно дадите мне знать.
— Не беспокойтесь ни о чем, многоуважаемая маркиза!.. Я — свидетель, а я действую в Ваших видах.
Маркиза Монтеспан проскользнула в сад, а сержант вернулся к ожидавшей его наемной карете. Над стенами парка завывал холодный осенний ветер; часы пробили одиннадцать часов ночи.
— Черт возьми! Уже пора! — пробормотал сержант. — Скорее назад, в Консьержери! — крикнул он кучеру.
В эту ночь окна рабочего кабинета Людовика XIV
— Сегодня король поздно работает, — сказал один из часовых.
— Скоро объявят войну, — ответил другой, — значит, много дела.
В это время раздался стук колес и подъехал экипаж, сопровождаемый двумя конными стрелками.
Часовые гвардейцы наклонились над парапетом террасы, свесившись, как могли дальше, и увидели, что стрелки спешились, привязали своих лошадей позади экипажа и обнажили палаши. Из кареты вышло двое мужчин, один из которых был по-видимому связан и вошли в ворота со стороны улицы Орти. Их встретил д’Артаньян.
Они прошли через несколько дворов и слабо освещенных коридоров, поднялись и спустились по нескольким лестницам и, наконец, достигли приемной короля. Здесь к ним присоединились еще два мушкетера, после чего все они вошли в ярко освещенную комнату, роскошно убранную книжными шкафами, картинами и бюстами. У окна стоял огромный письменный стол, заваленный бумагами. На мраморных столиках горели лампы.
Два мушкетера поместились с обеих сторон двери, ведшей в спальню Людовика; стрелки с палашами наголо поместились сзади связанного человека, рядом с которым стоял Дегрэ; с другой его стороны, в нескольких шагах расстояния, остановился д’Артаньян, с обнаженной шпагой в руке.
Все молчали. Наконец в спальне послышались голоса, портьера быстро распахнулась, и на пороге показался Людовик в сопровождении двух кавалеров: герцога де Лонгевиль и кавалера де Тильядэ.
Дегрэ слегка толкнул Мореля, так что пленник выступил вперед. Его лицо приняло выражение непобедимого упорства; но, когда король устремил на него свои сверкающие взоры, преступник боязливо потупился.
В продолжение нескольких секунд король молча рассматривал его, как будто хотел привыкнуть к его виду, а потом сказал повелительным голосом:
— Посмотри на меня!
Морель испуганно поднял голову.
— Можешь надеяться, что я подарю тебе твою жалкую жизнь, если ты будешь вполне искренним.
Морель вздохнул свободнее, и по его отвратительному лицу скользнула улыбка торжества.
— Государь, — ответил он, — я буду говорить сущую правду.
— Помни свое обещание! Твое преступление доказано. От тебя зависит выйти из этого замка живым или мертвым.
Вся наглость Мореля вернулась к нему.
— После слова, данного мне Вами, Ваше величество, я был бы круглым дураком, если бы вздумал лгать, — сказал он.
— Хорошо, отвечай же! Герцогиня умерла от отравы?
Наступила мертвая тишина; все затаили дыхание.
— Да, государь, — твердым голосом ответил Морель.
— Кто отравил ее?
— Маркиз д’Эффиа и я.
Король не мог удержаться от дрожи ужаса.
— Кто дал тебе это страшное поручение и откуда ты добыл яд?
— Главное лицо во всем этом деле — шевалье
— Знаю, — сказал король.
— Приготовленный мной яд я подмешал в то лекарство, которое употребляла герцогиня Орлеанская.
Лицо Дегрэ выразило известное удовлетворение. До сих пор он все время держал наготове кортик, и, если бы Морель вздумал проболтаться, он всадил бы ему нож в спину. Король молчал, как будто собираясь с силами для нового вопроса, и его голос дрожал, когда он спросил:
— Мой брат… знал ли мой брат об этом заговоре?
— Нет, государь.
— Можешь ли ты поклясться в этом на Святых Дарах?
— Хоть моя клятва и немногого стоит, но клянусь Всемогущим Богом, которого мы прогневили, что его высочество герцог Филипп Орлеанский не знает этой тайны. Он выдал бы нас и всех истребил бы.
— О, я снова дышу свободно! — радостно воскликнул король. — Это — все, что я хотел узнать, несчастный, — обратился он к Морелю, — дарю тебе твою жалкую, постыдную жизнь, но через сорок восемь часов ты должен уже быть за пределами Франции. Если тебя после этого когда-либо встретят здесь, — час твой пробьет. Вон!
Стрелки увели преступника.
— Чуть-чуть не попал на Гревскую площадь, — прошептал он уходя, — теперь надо навестить каменоломни.
— Беру с Вас всех слово, что обо всем, что здесь произошло, Вы будете хранить ненарушимое молчание, — сказал король, обращаясь ко всем присутствовавшим. — Дегрэ, останьтесь здесь! А Вам, господа, — спокойной ночи!
— Вот мое собственноручное письмо к совету шестидесяти в Льеже, — обратился король к сержанту, когда они остались вдвоем, — хотя третьего дня последовало объявление войны Голландии, но, несмотря на враждебные отношения, голландские власти все-таки не станут укрывать убийцу. В этом письме я требую выдачи отравительницы, маркизы Бренвилье. Исполните мое поручение. Маркиза должна быть арестована, иначе отравления никогда не прекратятся.
XXI
Аббат Сэн-Жеран
Наступила весна. Маркиза Бренвилье сидела на каменной скамье, недалеко от крытой галереи, окружавшей церковь монастыря св. Бригитты, близ Люттиха (Льежа). Деревья и кусты были уже покрыты густой зеленью.
С тех пор, как Мария доверилась защите монахинь, она жила, как послушница, проходящая искус, щедрые благодеяния, которые она оказывала монастырю, гарантировали ей духовную благосклонность добрых инокинь. Живя далеко от большого света с его бурным водоворотом, будучи заняты лишь спасением своих душ, монахини слышали только краткие и очень неопределенные вести о тех событиях, которые заставили их любимицу бежать из Франции. Одним из главных правил монастыря было оказывать покровительство просящим помощи. Хотя в монастырь и проникла весть об ужасных событиях в Париже, все же настоятельница его не могла отказать маркизе в приюте. Это была женщина властная и сильная, что было очень важно ввиду католического состава соборного капитула города Люттиха.