Опасные тайны
Шрифт:
– Не имею возражений, – произнес Майкл нехарактерным для него тоном. Обычно он принимал сторону разума и логики. А к убийству прибегал лишь в особых случаях, когда не оставалось иного выбора, но даже тогда делал это насколько возможно быстро и безболезненно. Но в этот раз задание оказалось чем-то большим. Слишком личным делом. – Но разоблачение Говарда вполне может привести к тому, что Тарин окажется на всеобщем обозрении. Не думаю, что ей захочется этого.
Это они обсуждали уже много раз в течение нескольких последних дней. Теперь, когда всё закончилось, когда Иэн трудился не покладая рук, чтобы
Она была единственной наследницей миллионов семьи Фицпатрик, девушкой, за которую когда-то молилась вся страна в надежде, что её найдут живой и невредимой. Если правда о ней откроется, она снова попадет в центр внимания общественности. Её будут преследовать и днем и ночью. Секретная служба, ФБР, ЦРУ, АНБ и прочие негласные агентства точно захотят изолировать её от всех, чтобы как следует допросить.
Джейк мог с абсолютной уверенностью сказать, что ничего такого она не захочет. Но недостаточно мнения лишь его одного и понимания, что он потеряет свою женщину, как только откроется истина. К сожалению, как и все остальные, он знал, что принять решение мог только один человек, который в настоящий момент находился в состоянии, близком к медикаментозной коме.
– Самое худшее позади, – Майкл будто прочитал его мысли. – Уже можно отучать от лекарств. К завтрашнему дню она будет в полном сознании.
Джейк снова посмотрел на маленькую женщину, укрытую простыней. Тарин могла решать, раскрывать ли свои секреты. Но у Говарда такого выбора не было.
***
Джейк смотрел невидящим взором в большое окно больничной палаты; перед ним раскинулась живописная долина, служившая ему домом с самого детства. Пробило всего пять часов, но вечер неумолимо близился. В это время года очень рано темнело.
Джейк приглушил свет в комнате, выключил все яркие флуоресцентные лампы, он хотел, чтобы пробуждение Тарин стало приятным. Крошечная искусственная ёлка подмигивала разноцветными огоньками рядом с кроватью – единственное напоминание о том, что наступил сочельник. Медсестра, пожилая женщина, одна из немногих, кому доверили ухаживать за Тарин и кому доверяли Каллаганы, любезно принесла её.
Много времени прошло с тех пор, как Джейк последний раз праздновал Рождество. Конечно же, они ежегодно развешивали гирлянды в баре. Закрывались пораньше в канун Рождества. Но потом он, отец и братья – те из них, кто находился дома в тот момент – собирались в гостиной как обычно в любой другой вечер. Они могли произнести тост и выпить за тех, кого больше не было рядом с ними. Делились воспоминаниями и чествовали тех, кто пал в служении своему богу и стране и для кого больше никогда не наступит Рождество и время чудес. Но чтобы праздновать? Нет, не по-настоящему. Никакой елки. Никаких рождественских гимнов. Никакого обмена подарками. Они все уже давно выросли из этого.
Исключением стал этот год. Теперь Джейк не считал себя выше традиций и устоев. Впервые с тех пор как умерла его мать, Джейк Каллаган опустился на колени и начал молиться. Он просил бога дать ему сил и мужества. Молился за женщину,
Он молился за их потерянного сына, ангела, вознесшего на небеса.
Тарин тихо застонала. Уже не впервые за последний час. Майкл сказал, это признак того, что она постепенно приходит в сознание. В глубине души, там, где всё ещё жила вера в чудеса, Джейк надеялся, что это знак иного рода.
– Тарин, – негромко позвал Джейк. Он поднялся и положил большую теплую ладонь на её маленькую прохладную руку, чтобы она не испугалась, когда проснется. – Всё в порядке, детка, ты в безопасности.
– Джейк?
Его имя, слетевшее с её губ как легкое дуновение ветерка, казалось самым сладостным звуком на свете.
– Да, детка, я здесь.
Густые темные ресницы затрепетали, спустя несколько мгновений Тарин открыла глаза. Она тут же отыскала его взглядом, фиолетовые глаза воззрились на голубые. На её бледном лице заиграла призрачная улыбка.
– Я скучала по тебе.
Джейк сморгнул навернувшиеся слезы. Она могла сказать что угодно, задать любой вопрос, но произнесла именно те слова, которые крутились у него в голове.
– Я тоже скучал по тебе.
Он склонился и поцеловал её в щеку.
– Я уже и не мечтала снова увидеть тебя, – прошептала она; от количества лекарств в организме её зрачки расширились, почти скрыв оболочку глаз.
– От меня не так-то легко избавиться, – сказал он, улыбнувшись.
– Но ведь я стреляла в тебя.
Он чуть не рассмеялся и едва не проговорился, что не в первый раз его настигла пуля и, вероятно, не в последний. Тот меткий выстрел лишь помог ей выиграть время и сбежать. Вот и всё его предназначение. Он помнил её взгляд той ночью – как у напуганного, загнанного в угол животного. Тарин не хотела этого делать, но полагала, что у неё нет другого выбора. Майкл твердил, что это был высококлассный, меткий выстрел, хорошо просчитанный так, чтобы не причинить никакого вреда человеку, если можно так выразиться.
Откровенно говоря, методы Тарин очень впечатлили его братьев, особенно способ, которым она попробовала его остановить. Они считали её некоей героиней. Если бы Тарин его убила, или хотя бы попыталась, они бы разозлились. Наверное. Но пуля едва задела Джейка, а ей дала несколько минут форы, и никто не пострадал. Они полагали это бесценно.
Джейк же считал телесное ранение, которое Тарин нанесла, сущей ерундой, душевная боль куда сильнее, если вспомнить, почему она так поступила.
– Ты думала, я предал тебя, – эта мысль ранила глубже, чем любая пуля.
Она не возразила, но и не подала вида, что до сих пор так считает. Сейчас Тарин смотрела на него не в гневе или со страхом, в её глазах читались смущение и признательность. Он только надеялся, что за последние несколько недель она, наконец, поняла одну простую вещь: всё, что они сделали, было исключительно ради её защиты и безопасности.
– Но ты не предавал, – прошептала она. – Не предавал?
– Нет, – Джейк никогда бы не причинил ей вред. Никогда. Тарин была его сердцем, его душой. Возможно, она начала это осознавать.