Опасные удовольствия

Лонг Джулия Энн

– Тебе больно? – прошептала Луиза, словно делилась секретом с другом.

– Немного, – признался Колин.

– Мне тоже.

Они рассмеялись. И пусть им обоим было немного горько, но этот смех принес долгожданное облегчение.

– Я очень рада, что ты жив, что скоро с тебя снимут обвинение и ты будешь свободен.

– Я тоже. Иди к своему мужу, Луиза, к гостям. Я хочу поесть и помыться как следует, чтобы снова почувствовать себя человеком. Добро пожаловать в нашу семью. Я рад, что ты теперь тоже Эверси.

Поскольку теперь он был для нее как брат, Колин поцеловал Луизу

в щеку. Он помнил, какая у нее нежная кожа. И если кто-то из тех, кто постоянно совал нос в чужие дела, а таких в Пеннироял-Грин было много, видел их вместе, Колина это нисколько не волновало. Таким людям всегда надо было о чем-то поговорить, а теперь, когда выяснилось, что Колин Эверси жив, им будет что обсудить.

Прежде чем уйти, Луиза прошептала:

– Я видела тебя, Колин. Когда ты вошел в церковь.

– Хорошо, – мягко улыбнулся он. Он был рад, что она сама сделала свой выбор.

Потом он смотрел, как Луиза уходит, красивая и счастливая, к своему мужу, который не скрывал радости, видя, что она направляется к нему.

О черт.

Колин прислонился к лестнице, на мгновение его охватила грусть. Теперь, когда он узнал, что такое настоящая любовь, он допускал, что никогда не сможет быть счастлив так, как Луиза и Маркус. Счастлив с Мэдлин Гринуэй, которая разбила его сердце.

«А, ладно, – подумал Колин. – Возможно, судьбой мне предначертано радоваться за других людей». Кто бы мог подумать, что Колин Эверси может быть таким щедрым в душе. Колин тихо рассмеялся.

Как он однажды сказал Мэдлин: «Иногда жизнь может преподносить весьма неприятные сюрпризы».

Мэдлин почти ничего не знала о кораблях, хотя этот, по общему мнению, был годен для плавания. На сильном ветру раздувались и хлопали огромные паруса, и казалось, что кораблю не терпится сняться с якоря и отправиться в путешествие.

И Мэдлин такой настрой был по душе.

Она думала, что одним только своим могущественным видом этот корабль наполнит ее сердце, как ветер наполняет паруса. Но вместо этого ее сердце упорно чувствовало себя якорем.

Дорожный сундук стоял готовый к дороге на пристани. Мэдлин размышляла о том, что впереди несколько недель путешествия на палубе корабля, за это время она может познакомиться со многими людьми или воздержаться от знакомств. На нее бросали любопытные, но не враждебные взгляды. Она выглядела весьма респектабельной дамой, но была одна, что казалось необычным и, возможно, даже подозрительным. Но в открытом море общественное осуждение обычно слабеет, и ее манеры, грация и почтенный статус вдовы, несомненно, возобладают над всем остальным. Она подружится с пассажирами. Она хочет, чтобы у нее были друзья.

Мэдлин улыбнулась. Вряд ли кто-то из этих людей когда-нибудь узнает о том, что она занималась любовью на сеновале со сбежавшим преступником и как она снова стала самой собой, полюбив Колина Эверси. Мэдлин перестала рассматривать людскую толпу и перевела взгляд на море, катившее волны к огромному носу корабля. Но оно напомнило Мэдлин глаза цвета грозового неба, поэтому она опять подняла голову к парусам, раздувавшимся на фоне чистого голубого неба.

Ей стало намного

легче, когда Суссекс, Колин, его глаза и его «я люблю тебя» остались позади. Она рыдала одна в том экипаже так, как будто ей удалось спасти свою жизнь, как будто ее рыдания могли заглушить звук его голоса, стереть из памяти выражение его лица, когда она уезжала. Целую неделю она провела в беспрестанных решительных попытках выручить деньги, которые ей надо было заплатить за ферму в Виргинии. Она заложила одежду и другие вещи, навестила Крокера, который фактически подарил ей десять фунтов. В конце концов, она смогла сделать окончательный платеж за ферму, но денег на корабль в Америку у нее не было.

Мэдлин решилась на смелый поступок. Она зашла к Фанчетте Редмонд, которая была очень удивлена, увидев ее, и попросила ее заплатить за дорогу в Америку. Это был не совсем шантаж, но миссис Редмонд, возможно, больше, чем кто-либо другой, ценила власть секретов. И поскольку Айзая, конечно, вернул ей деньги на содержание, Фанчетта Редмонд сочла разумным заплатить тому, кто владеет деликатной, информацией о ней, чтобы этот человек уплыл в Америку.

Внезапно Мэдлин почувствовала, как что-то теплое и влажное ткнулось ей в руку. Она опустила голову и увидела Снапа. Он нежно жевал ее руку, балансируя на трех ногах.

Мэдлин улыбнулась и погладила собаку по большой гладкой голове, потом увидела Хораса Пила, который поклонился ей, и счастливая улыбка озарила его лицо.

– Да ведь это миссис Гринуэй!

– Добрый день, Хорас, я очень рада тебя видеть. Вышел погулять?

– Прекрасное утро, мы со Снапом решили пройтись. Вы уплываете в Америку, миссис Гринуэй?

Рука Мэдлин замерла на голове Снапа.

Вдруг словно какая-то тяжесть свалилась с ее души, и на нее снизошло озарение. Пристань и Хорас Пил поплыли перед глазами, потому что из них хлынули слезы. Но она продолжала улыбаться, что, судя по выражению лица Хораса, сбило его с толку.

Это все… Снап виноват. Она испугалась, когда они впервые встретились в Маттон-Коттедже. И точно так же она встретила любовь и сбежала, потому что испугалась. Но бояться было нечего, и она не смогла сбежать.

Потому что она победила, и Колин теперь повсюду с ней.

Застарелый страх погнал ее из Суссекса, но больше ему нет места в ее жизни. Любовь изгнала его, и Мэдлин оставалось только надеяться, что еще не слишком поздно.

– Нет, Хорас. Я отправляюсь в Суссекс.

Он не спал, хоть и находился дома уже пять дней, сон был прерывистым, поэтому услышал, как ударился в его окно первый камешек. Один тихий щелчок.

Его теперь все настораживало. Колин лежал и думал: неужели такую настороженность он приобрел, пока был в бегах? Сейчас ему показалось, что это могло разбиться о стекло какое-то крупное насекомое. Но когда щелчки стали повторяться через одинаковые интервалы времени, Колин понял, что это не насекомые и даже не дождь.

Сердце подпрыгнуло к горлу.

Он боялся впускать в свое сердце надежду и слишком нервничал, чтобы взывать к молитвам. Поэтому Колин соскользнул с кровати, немного раздвинул занавески и посмотрел вниз.