Опасные желания
Шрифт:
Я поняла, о чем он. Мы все вместе строили город в глуши. Если кто-то один терпел неудачу, это могло поставить под угрозу остальных. Каждое отдельное действие влияло на всю общину. Моя ладонь горела от стыда.
– За одну зиму с нами ведь ничего не случится, правда, папа? – Мой голос дрогнул, и я вновь почувствовала себя испуганной пятилетней девочкой, крадущейся во время грозы в родительскую комнату за утешением. За защитой. За сказкой, которая поможет развеять ночные кошмары.
– Может, и не случится, – ответил папа, но без уверенности. Видимо, теперь, когда я была достаточно
Я прислонилась к его плечу. Папа показал на корзину с грязным бельем:
– Это обязательно нужно выстирать сегодня?
– Думаю… думаю, нет. – Я окинула взглядом бельевые веревки. – Остались только шерстяные носки Сэма, но сейчас они ему не нужны из-за шины.
Папа махнул рукой и поднялся.
– Давай-ка мы отправим сюда Мерри и Сейди за чистым бельем, а сами сходим проверить ульи?
– Правда?
Он протянул мне правую руку, окрашенную в желтый, и я вложила пальцы в его ладонь. Солнце окрасило мир в такой насыщенный бронзовый цвет, что когда я посмотрела на свою вторую руку, то не смогла рассмотреть красный след.
8
– Слышали про чужаков? – спросила Пруденс Латетон, отрывая нитку и проворно вдевая ее в игольное ушко.
Рано утром мама повела нас в дом пастора, где Летиция Брайард собрала женщин за шитьем в честь грядущей свадьбы Элис Хейзелман и Грэна Фаулера. Элис двадцать восемь лет учила детей в школе Эмити-Фолз. Ей было далеко за сорок, и все уже думали, что она так и не выйдет замуж, но в одно воскресное утро – сразу после того, как пастор Брайард попросил прихожан поделиться радостями и тревогами, чтобы помолиться о них, – птицевод встал и заявил о своих нежных чувствах к Элис. Их свадьбу назначили на конец августа, и все женщины Эмити-Фолз принялись собирать приданое для учительницы.
Впервые в жизни я удостоилась чести работать со старшими женщинами. Мне доверили вышить уголок яркого одеяла. Но, выслушав бесконечный список болезней старой вдовы Маллинз и советы невесте от замужних женщин, заставившие меня покраснеть, я начала с завистью поглядывать на девочек, с которыми сидела моя сестра. Расположившись на длинной скамье, они шили наволочки и хихикали, слушая, как Вильгельмина Дженкинс рассказывает что-то полушепотом.
– Чужаков? – повторила Летиция Брайард, занимавшая почетное место у верхнего края одеяла. Несмотря на то что в гостиной было жарко, ситцевое платье пасторской жены выглядело чистенько и аккуратно, а складки были ровно отглажены – у меня никогда так не получалось. Я ни разу не видела, чтобы у Летиции выбилась из прически хотя бы одна прядка.
– Двое мужчин вчера заходили в лавку, просили моего Эдмунда взглянуть на сломанное колесо повозки. Я никогда не видела такой потрепанной повозки. Она едва не развалилась, пока ее дотащили до нас.
– Чужаки в Эмити-Фолз? – переспросила Шарлотта Додсон. – Маттиас ничего об этом не говорил. Передай, пожалуйста,
Пруденс протянула ей инструмент.
– Вроде как новые трапперы. Хотят попытать счастья на территории Жана Гарро.
Летиция недовольно фыркнула. Весь город знал, что Брайарды презирают француза. Тот никогда не бывал трезв и разговаривал такими многоэтажными конструкциями, что краснели даже работники на ранчо.
– А больше они ничего не говорили? – осмелилась спросить я.
При мысли о незнакомце, который назвался Прайсом, мои щеки потеплели, точно печеные яблоки. Воспоминания были подернуты солнечной дымкой, словно с нашего знакомства прошло несколько месяцев, а не несколько дней. Умом я понимала, что, скорее всего, сама додумала золотистый оттенок кожи, густые угольно-черные ресницы и остроумие чужака. Я приписывала ему гораздо больше очарования, чем он заслуживал. И все же в глубине души я надеялась, что чужак обо мне упоминал.
– Расспрашивали о том, какая дичь водится в лесу.
– Никто из нас и вообразить не может, что водится в здешних лесах, – сказала Шарлотта, закрепив нитку.
– Аминь, – ответила Летиция, и мы все на минуту погрузились в размышления.
– А вы слышали, что случилось у Джудда Абрамса? – спросила Кора Шефер, драматично понизив голос до шепота.
Я наклонилась ближе.
– Нет.
– Может, лучше ничего не говорить. Уж очень жутко.
– Расскажи, Кора. Ясно же, что тебе хочется, – не выдержала Пруденс.
Жена Старейшины пожала плечами:
– На прошлой неделе у него ожеребились три кобылы.
Пруденс изогнула тонкую бровь, не удивленная новостью.
– Такую историю и один-то раз рассказывать не стоит, не то что повторять.
– Джудд говорит, – невозмутимо продолжила Кора, – до родов у кобыл не было никаких признаков беременности. И к жеребцам их давно не подпускали. Он их держал в отдельном загоне на северном поле – всех кобыл, взрослых и маленьких, понимаете? Но самое странное… – Она еще сильнее понизила голос. – С жеребятами что-то… не то.
На лице у Элис мелькнул интерес.
– В каком смысле?
– Один родился со сросшимися веками…
Шарлотта нахмурилась:
– Так часто бывает. В прошлом году у Маттиаса кобыла родила точно такого же мертвого жеребенка.
– Но этот родился живым, – возразила Кора, раздраженная тем, что ее перебивают. – И веки у него были странные – прозрачные, как сказал Джудд. Сквозь них было видно, как глаза у жеребенка двигаются и смотрят на него. Говорит, мол, они следили за каждым его движением и точно его видели.
Я застыла, воткнув иголку в одеяло, и вздрогнула.
– А остальные жеребята? – спросила Пруденс.
Кора цокнула языком и завязала узел.
– Просто жуть! – Она не спеша покопалась в корзинке в поисках катушки, нагнетая напряжение. – У второго позвоночник оказался снаружи. Отростки торчали, как шипы дикобраза. Когда жеребенок попытался встать, кости сломались, и он, слава богу, отбросил копыта. А третий был еще хуже! Джудд сказал…
Бонни Мэддин, сидевшая рядом со мной, уронила свой край одеяла и выбежала из комнаты, зажав рот руками.