Опасный дневник
Шрифт:
Через месяц после этих событий Екатерина писала своему любезному другу графу Станиславу-Августу Понятовскому в Польшу о том, что в день переворота у нее было много забот:
«Я послала адмирала Талызина в Кронштадт. Приехал канцлер Воронцов, посланный для того, чтобы упрекнуть меня за мой отъезд; его повели в церковь для принесения присяги. Приезжают князь Трубецкой и граф Шувалов, также из Петергофа, чтобы обеспечить верность войска и убить меня; их повели приносить присягу безо всякого сопротивления…»
Так
Петр Федорович, отослав канцлера и других, побрел к заливу, — может быть, чтобы хоть издали поглядеть на Петербург, загадавший ему такую загадку. И на берегу тотчас получил ответ. К пристани подходила шлюпка. Гребли матросы. На корме сидел офицер.
— Кто ты? — закричал издали царь.
Офицер поднялся, чтобы ответить, гребцы налегли на весла, шлюпка вздрогнула, и офицер упал.
— Скорее, скорее! — закричали дамы.
Через несколько минут шлюпка причалила, и офицер выскочил на мостки. Поручик бомбардирской роты Преображенского полка Бернгорст доставил фейерверк, который нужно было сжечь в честь государевых именин.
— Что случилось в Петербурге? Почему над городом столько дыму? — спросил по-немецки Петр Федорович, показывая рукой на свою столицу, темной полоской видневшуюся вдали. — Здравия желаю, ваше императорское величество, — басом сказал поручик Бернгорст. — К черту дурацкие церемонии! — рассердился царь. — Говорите же, наконец, или я прикажу вас расстрелять.
— Слушаюсь, ваше величество.
— Да не слушайте, а говорите! — пошутил граф Миних. Он вел себя спокойно и как будто даже ощущал комизм происходящих сцен. У него был опыт падения с административных высот, а вторично ссылать его было решительно не за что.
Бернгорст доложил, что ничего особенного он не видел. Ему приказали отвозить фейерверк — он и повез. В Преображенском полку был шум, это правда. Многие солдаты бегали с обнаженными тесаками, многие — с ружьями, сильно кричали.
— Что кричали? Вы расслышали? — спросил Миних.
— О, ничего особенного, — ответил поручик. — Они желали здоровья императрице Екатерине Алексеевне, без команды стреляли вверх. Больше я не слышал. Мое дело — везти фейерверк.
Миних сочувственно посмотрел на Петра Федоровича.
— Боюсь, что вы далеко по службе не продвинетесь, господин офицер, — сказал по-немецки Миних и предложил: — Не угодно ли во дворец, ваше величество? Час обеденный.
Петр Федорович покорно повернулся и пошел прочь от залива. Остальные двинулись следом.
По пути Миниху вручили записку. Ее доставил крестьянин, тому передал приезжий из Петербурга, наказав непременно доставить во дворец, отдать слугам, чтобы дошла до государя.
Миних посмотрел записку и, грустно покачав головой,
Петр Федорович, прочитав записку, разжал пальцы, и бумажка упала на песок аллеи. Он шел, глядя прямо вперед, записку подняли, и она у каждого побывала в руках. А из хвоста процессии прибежало известие, что во главе бунтующих солдат — гетман Кирилл Разумовский, командир Измайловского полка.
Услышав эту новость, Петр Федорович приказал послать за его старшим братом графом Алексеем Разумовским, негласным мужем покойной императрицы Елизаветы Петровны — он жил в своем поместье Гостилицы за Ораниенбаумом.
Отдав это распоряжение, Петр Федорович остановился у моста через канал, вдоль которого проходила парковая аллея. Его тотчас окружили главные советчики — Роман Воронцов, Мельгунов, Измайлов, Гудович. За ними группами расположились менее приближенные лица. Дамы с немногими кавалерами остались поодаль.
Петр Федорович, трезвый и унылый, молчал. Генералы говорили, не слушая один другого, и каждый предлагал государю свой совет. Самый смелый, можно сказать — отчаянный, заключался в том, что, мол, надо сейчас же государю скакать в Петербург, явиться перед гвардией и народом и сказать… сказать хотя бы о том, что у него законные права на российский престол, а Екатерина никаких прав не имеет, спросить, кто чем недоволен, и обещать все исправить. Великое дело — прийти в толпу самому, воззвать к благоразумию и честности. Государь Петр Алексеевич, вечная ему память, всегда сам предотвращал опасности и действовал личным примером.
Гудович и Мельгунов, поглядывая на государя, отвергли этот план, признав его слишком рискованным: вдруг да и выстрелит кто в говорящего, ружей-то много… Петр Федорович ехать также не согласился, сказавши, что не доверяет своей жене, — она, мол, будет его оскорблять или допустит, чтоб оскорбили ее сторонники. Тот или другой монарх — придворные будут всегда нужны, но для Петра-то Федоровича не безразлично, жизнь ожидала его впереди либо смерть. А если и жизнь, так не в тюремном ли каземате?
Если спасаться, то в Кронштадт. На Петергофском рейде стоят императорские суда — галера и яхта, ходу им не будет и часу.
Но Петр Федорович медлит с отплытием. Он хочет дождаться достоверных известий из Петербурга. Не зря же туда отправлены канцлер Михаил Воронцов, Шувалов и Трубецкой. И надобно разослать указы в полки, команды, стоящие близ столицы, чтобы собрать к Петергофу войска. А в Кронштадт пусть плывет генерал граф Девьер, приготовит гарнизон к отпору солдатам неверной жены.