Опасный метод. Пять лекций по психоанализу

Хаустов Дмитрий Станиславович

Что в неврологии, что в использовании гипноза французская медицинская школа в те времена считалась сильнее австрийской, – и, зная об этом, Фрейд выхлопотал себе стипендию на почти что полугодовое обучение у знаменитого Жан-Мартена Шар ко в парижской больнице Сальпетриер. Шарко изучал и демонстрировал на публике истерическое заболевание во всем его гипнотическом шарме. Попутно он развеивал мифы и углублял познание истерии тем, что, например, обнаруживал ее не только у женщин, но и у мужчин, а также связывал ее с посттравматическим расстройством. Последнее обстоятельство будет иметь фундаментальное значение для зарождения психоаналитической теории.

Одним из лучших исследований по вопросу французского влияния на Фрейда является упомянутая уже работа Шертока и Соссюра «Рождение психоаналитика». Возможно, авторы несколько преувеличивают масштаб этого влияния [11] , но по части информативности их работа остается на высоте. Выстраивая линию преемственности от ранних магнетизеров до фрейдовского психоанализа, авторы выделяют ряд этапов, через которые формировалась особая психоаналитическая предметная область: в животном магнетизме Франца-Антона Месмера впервые в европейской (пара)медицине устанавливается аффективное

отношение между врачом и пациентом (это отношение получило название раппорта), однако предрассудком Месмера было представление о некоем органическом флюиде, дисбаланс которого вызывает болезнь и, соответственно, при воздействии на который магнетизер лечит пациента; несколько медицинских комиссий, назначенных властями расследовать деятельность магнетизеров (в комиссиях этих значились не последние люди – к примеру, Лавуазье, Бенджамин Франклин, даже отец гильотины – собственно Гильотен), в итоге своей работы пришли к однозначному выводу, что никакого такого флюида не существует; однако закрыть медицинскую тему месмеризма, позже названного гипнотизмом, не получилось: ведь налицо был феномен воздействия врача на пациента, при котором последнему становилось лучше, – этого-то почтенные комиссии никак не объясняли; Нансийская школа, в особенности Льебо и Бернгейм, продвинули изучение гипнотизма на новый уровень, экспериментальным путем выявляя всё новые факты психического воздействия на соматику; Сальпетриерская школа Шарко, у которого и стажировался молодой Фрейд, вступила в конкуренцию с Нансийской школой, хотя во многом работа их пересекалась и совпадала (разница была в том, что Шарко не оставлял надежды найти органическую обусловленность психического травматизма).

11

Так, они пишут: «Хотя Фрейд, несомненно, испытал влияние немецких писателей и ученых, воздействие французской культуры и науки оказалось для него в некоторых отношениях определяющим. Именно в Париже в 1885–1886 годах у него зародились идеи его будущих открытий, именно там и тогда он принял важнейшее решение оставить физиологию и обратиться к психологии» (Шерток Л., Соссюр Р. Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда. С. 36).

Фрейду удалось освоить результаты работы обеих школ: помимо стажировки у Шарко, он также бывал в Нанси и даже переводил на немецкий работу Бернгейма «О внушении». Находясь под впечатлением от французских школ, Фрейд некоторое время применял в своей врачебной практике гипноз, пока не убедился, что катартический метод Брейера работает лучше [12] . Тем не менее именно благодаря французам Фрейд усвоил тот тезис, который будет решающим для рождения психоанализа: существует психическая детерминация соматических явлений, и путь к экспликации ее (и, таким образом, к излечению) – в установлении аффективного контакта с пациентом.

12

По одной из версий, Фрейд решил отказаться от применения гипноза после того, как одна пациентка во время сеанса набросилась на него с явно эротическими намерениями (Шерток Л., Соссюр Р. Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда. С. 163).

По возвращении на родину 13 сентября 1886 года в Вандсбеке Фрейд женился на Марте Бернайс. В период с 1887 по 1895 год у четы Фрейдов родилось шесть детей: Матильда, Мартин, Оливье, Эрнст, София и Анна. Сестра Марты Минна поселилась в доме Фрейдов и стала чем-то вроде второй хозяйки, «второй жены», что дало, конечно же, много поводов для всевозможных инсинуаций для недоброжелателей (поводы действительно были: Зигмунд и Минна находились в очень близких и доверительных отношениях, но – родственных и Дружеских, не сексуальных, как того многим бы хотелось). Биографы, как правило, указывают, что после рождения последнего ребенка сексуальная жизнь Фрейда буквально затухает, что может служить пикантным перформативным (как это часто бывает у Фрейда) подтверждением его теории о сублимации, в соответствии с которой либидо ученого мужа полностью инвестируется в познание, а, соответственно, не в жену.

Элизабет Рудинеско так описывает быт в доме Фрейдов после женитьбы: «Едва устроившись в новой венской квартире на Терезиенштрассе, он запретил Марте праздновать субботу и готовить по требованиям кашрута. Ни один из их сыновей не был обрезан. Отказ от этих ритуалов был для Фрейда единственным способом осознавать свое еврейство, не отвергая идентичности переходом в другое исповедание. Убежденный, как и Спиноза, в том, что является наследником народа, сохранившего историческое единство не столько благодаря священной доктрине избранничества, сколько ненависти со стороны других народов, он гордился своим еврейством, мощнейшим способом сопротивления любому конформизму» [13] . Однако еврейство его воспринималось Фрейдом и как препятствие: помимо вечных опасений, что антисемитизм таится за углом, Фрейд будет делать все, чтобы психоанализ не воспринимался как еврейская дисциплина.

13

Рудинеско Э. Зигмунд Фрейд. С. 44–45.

После поездки во Францию Фрейд был захвачен новыми перспективами, однако его энтузиазм заражал не всех. Рудинеско пишет: «Знакомство с Шарко было решающим» [14] , и далее: «Нет сомнения, что Шарко был для Фрейда больше чем просто учитель. Он был тем человеком, с помощью которого мог бы быть покорен новый материк – сексуальность» – да-да, этот любимый французскими исследователями психоанализа мотив мы уже слышали, однако: «Определенно, на путь выявления невротических явлений Фрейда вывел Брейер, указывая на важность психического детерминизма в этиологии истерии. Но как строгий практик, озабоченный экспериментальной проверкой, он во всем сомневался, без конца опровергая собственные гипотезы, и советовал Фрейду быть очень осторожным. Брейер любил Фрейда,

и Фрейд любил Брейера. Но Фрейд, увлекшийся Шарко, не мог осторожничать» [15] . И действительно, неосторожность в очередной раз (после случая с кокаином) его подвела: 15 октября 1886 года его пригласили прочесть лекцию в Императорском обществе врачей Вены, где он изложил идеи Шарко со страстностью неофита, да так, будто бы для всех собравшихся все это было сродни открытию нового континента. Фрейд ошибался, а степенные венские доктора немного обиделись на молодого коллегу за то, что он держит их за малоосведомленных дилетантов. В итоге лекция была подвергнута не то чтобы разгромной, но все же чувствительной критике, в которой более прочих упорствовал учитель Фрейда Мейнерт. Фрейд был раздосадован, но в конечном итоге упреки в исследовательской поспешности и в недостатке самокритики только пошли ему на пользу.

14

Там же. С. 46.

15

Рудинеско Э. Зигмунд Фрейд. С. 47.

Что касается событий, которые привели к настоящему оформлению психоаналитической теории, то они имели место на протяжении всех 1880-х годов и итогом была книга 1895 года «Исследования истерии», написанная Фрейдом и Брейером в соавторстве. Огромным шагом вперед было простое, казалось бы, стремление Фрейда и Брейера выслушать своих пациентов: тем, что они дали пациентам слово и донесли это слово до читателей, доктора эти преодолели прискорбную установку объективистской психологии того времени, которая, в противоположном психоаналитическому ключе, лечила не больного, но самое болезнь, тогда как больной редуцировался к бессловесному объекту. Вернув пациентам их слово, их речь, Фрейд и Брейер смогли обнаружить, что ключ к лечению – как раз таки в личной истории пациента, проговариваемой во время сеанса.

Решающим для этого открытия было лечение Брейером пациентки под псевдонимом Анна О. (настоящее имя – Берта Паппенгейм), проходившее с 1880 по 1882 год (то есть задолго до написания «Исследований истерии»). В ходе этого лечения, кстати говоря неудачного, был открыт так называемый катартический метод, или метод лечения разговором. Ошеломленный неожиданным переносом пациентки (сам термин «перенос» будет введен значительно позже), Брейер спешно прекратил лечение, однако младший его коллега Фрейд смог разглядеть во всем этом революционную истину истерии. Первая формулировка этой истины звучала у Фрейда так: судя по тому, о чем говорят пациентки во время сеансов, причиной их истерии может оказаться сексуальная травма, полученная в детстве. От этой ранней теории, которая получила название теории соблазнения, Фрейд очень скоро откажется – и правда, требовалось предположить неправдоподобно много случаев детского сексуального насилия при немалом количестве истеричек. Отказавшись от теории соблазнения, Фрейд придет к выводу, что фактического соблазнения могло и не быть, и все равно травмы имеют вполне очевидный сексуальный исток. Однако к тому моменту, как первичная теория стала меняться и обрастать новыми интерпретациями, Брейера рядом с Фрейдом уже не было: представления этих старых друзей о профессии разошлись слишком далеко, чтобы их можно было по-прежнему согласовывать. Дальнейшая разработка психоанализа, открытого в «Исследованиях истерии», принадлежит одному только Фрейду.

Вместо Брейера ближайшим единомышленником Фрейда становится еще один его друг, берлинский врач Вильгельм Флисс, – их переписка является столь же важным психоаналитическим документом, как и фрейдовские теоретические работы: здесь, в переписке, задокументирован процесс зарождения новых идей, ход их развития, их отбраковки и выделки. Как пишет Элизабет Рудинеско, «Фрейд и Флисс живут, как братья-близнецы, фотографируются, отпустив одинаковые бороды, одинаково одетые, с одинаковым взглядом. Портреты они дарят друзьям» [16] . Жак Лакан укажет на эпистолярный диалог Фрейда с Флиссом как на один из важнейших пунктов психоаналитической теории: «Для Фрейда вещью, организующей, поляризующей все его существование, был разговор с Флиссом. Разговор этот тянется филигранной нитью через всю его жизнь и является для нее основополагающим. В конечном счете именно в этом диалоге самоанализ Фрейда и осуществляется. Вот почему Фрейд стал Фрейдом и нам приходится сегодня к этому диалогу возвращаться» [17] . Отмечу лишь, что разговор с Флиссом длиною в жизнь – это метафора Лакана. На деле Фрейд порывает с другом уже в начале нового тысячелетия – это, наряду с ситуацией с Брейером, был один из первых громких разрывов с единомышленниками, которых в биографии Фрейда будет с тех пор еще немало. Так – драматически – двигалась его мысль: через сближение и необратимый разрыв.

16

Рудинеско Э. Зигмунд Фрейд. С. 50.

17

Лакан УК. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (Семинар, Книга II (1954/55)). М.: Гнозис; Логос, 2009. С. 175.

В 1896 году Фрейд решается на новую попытку удивить венских докторов – на этот раз уже не чужими, но своими собственными открытиями. Впрочем, результат был тот же: холодное неприятие. Однако реакция коллег не сбивает Фрейда с пути, он загорелся новой теорией и ее перспективами так, что уже было не потушить. В последние годы славного XIX века он проводит тщательный самоанализ, попутно убеждаясь в том, что важнее всего концентрироваться на анализе снов, и в 1900 году публикует (на самом деле книга вышла еще в 1899 году, но на титуле стоял следующий, знаменательный год) главный свой труд – «Толкование сновидений». В этой работе, дополнявшейся и улучшавшейся Фрейдом в последующих изданиях, которых было немало, на множестве примеров из собственной практики формулировались основы психоаналитического метода – метода свободных ассоциаций и толкования снов, которые вкупе способны добраться до вытесненного эротического содержания человеческих фантазий. Влияние книги только росло – чего стоил один только сюрреализм, выросший из «Толкования сновидений» почти через 20 лет после первой публикации этой «библии психоанализа».