Опасный поцелуй
Шрифт:
В этот момент Уит заметил, как из темного угла бара неровной походкой вышел коренастый светловолосый мужчина в безвкусной яркой рубашке с тропическим рисунком и направился к выходу. В дверях он столкнулся с пожилым завсегдатаем бара и выругался:
– Смотреть надо, старый пердун.
Посетитель, уже изрядно выпивший, не обратил на это никакого внимания.
Уит тихо бросил Гучу:
– Пойдем. – Он оставил на стойке деньги и быстро последовал за блондином.
Когда они вышли из бара, мужчина уже садился в красный «порше». На машине были видны следы песка и птичьего помета. Автомобиль
Уит побежал к своему «форду», Гуч – за ним.
– Может, все-таки объяснишь? – крикнул на бегу Гуч.
– Крупный. Блондин. Громкий голос. Похож на мерзкого типа, которого описывал нам Эрнесто. К тому же ездит на немытом «порше», как заметил твой приятель.
Уит следовал за машиной незнакомца, проезжая мимо магазинов, торговля в которых оживлялась только в сезон, и заметил, что их владельцы уже развешивают рождественские украшения и гирлянды лампочек, опутывая ими пальмы и другие вечнозеленые деревья. Слева простирался залив с целым рядом сдаваемых в аренду коттеджей, выстроившихся вдоль берега. Большинство из них появились здесь в 70-е годы во время нефтяного кризиса, являя собой образец безрадостной архитектуры того времени в стиле «солянка сборная» – угловатые коробки, обшивка из уложенных по диагонали деревянных планок и балконы, обрамленные толстыми дубовыми перилами.
Они выехали за границу Порт-Лео, и еще через полмили «порше» свернул в курортный поселок под названием Морской Рай. Для создания истинно морской атмосферы название на указателе было выложено из морского каната. Отсутствующие в домах окна, козлы для распилки бревен, кучи свежей стружки – все это свидетельствовало о том, что здесь идет активный процесс обновления.
«Порше» остановился рядом с вагончиком компании по настилке полов, и водитель вылез из машины. Это был крупный мужчина с блестящими от мусса волосами. На нем была яркая, как у сутенера, одежда: темно-красная рубашка в попугаях пурпурного цвета и ярко-желтые брюки для гольфа. На ногах – высокие белоснежные кроссовки. Он решительным жестом одернул брюки и легкой походкой направился к зданию.
Уит проехал мимо и, развернувшись, остановился неподалеку. Мужчина стоял во дворе и разговаривал с пожилым человеком на самоходной инвалидной коляске.
– Побеседуем с ним или поедем дальше? – спросил Гуч.
– Carpe diem, [10] – сказал Уит. – Останавливаемся.
Старик заметил, как они парковались, и поднял руку, чтобы молодой человек замолчал. Уит внезапно вспомнил, что на боку его «форда» висит огромная накладка на магнитах со словами «Поддержим судью Мозли!». Когда они с Гучем вышли из машины, хмурое лицо старика стало еще более суровым.
10
Carpe diem – лови день (лат.).
– Здравствуйте, – сказал Уит. – Меня зовут Уит Мозли, я мировой судья округа Энсайна.
– Я вижу. – Старик кивнул в сторону кричащей патриотической рекламы, которую нельзя было не заметить даже в более темном месте. – Я Энсон Тодд.
Уит
– А это Леонард Гучински, – представил он Гуча.
– Очень приятно, – скривившись, вставил Гуч.
Уит следил глазами за парнем.
– Насколько я понимаю, вы знакомы с Питом Хабблом, – обратился он к нему.
– Почему вы об этом спрашиваете и какое вам до этого дело? – с вызовом откликнулся здоровяк.
– Джуниор, – несколько раздраженно одернул его старик.
Ага, так это молодой мистер Дэлоуч.
– Считаю, что можно расценивать ваш ответ как утвердительный. Я провожу расследование по факту смерти Пита Хаббла и хотел бы поговорить с вами о нем.
– Нам нечего вам сказать, – заявил Джуниор. – Абсолютно нечего.
– Зайдите на минутку в дом, – пригласил их старик, который словно не слышал заявления Джуниора. Его скрипучий голос напоминал Уиту пыльную заезженную пластинку. – Джуниор, будь добр, у нас закончились хлопья, а я не мыслю себе завтрака без моих любимых отрубей с изюмом. Смотайся в магазин. – Он резко развернул свою коляску и быстро поехал в фойе.
– Энсон, у нас есть хлопья! – крикнул Джуниор ему в спину.
– Это не те, которые я люблю, – ответил старик, даже не обернувшись в его сторону. – Езжай.
Растерявшийся Джуниор остался стоять с отвисшей челюстью; затем он вскочил в свой «порше» и с ревом умчался. Уит и Гуч последовали за Энсоном в здание. Наполовину отремонтированное фойе было усыпано стружками и обрывками обоев, а не до конца собранная стойка администратора, заваленная горой пустых банок из-под содовой, составляла всю его обстановку. Пара рабочих, перепачканных краской, но зато, очевидно, получающих прекрасные сверхурочные, равнодушно рассматривали развернутые чертежи.
– Поздновато, чтобы заниматься строительством, – заметил Гуч.
– Поздновато, чтобы беспокоить людей, – парировал Энсон.
Они проследовали за ним в тесный лифт. Энсон нажал кнопку девятого этажа, самую верхнюю.
– Это здание принадлежит вам? – поинтересовался Уит.
– Нет. – Энсон уклонился от дальнейших объяснений. На вид ему было лет под восемьдесят. На нем был черный свитер под горло и серые тренировочные брюки, прикрывавшие парализованные ноги. За стеклами очков стойкой металлической оправой блестели зеленые кошачьи глаза. На виске старика Уит заметил уродливый страшный шрам, который тот пытался скрыть, зачесывая на него длинные седые волосы.
– Дайте-ка я угадаю. Вы работаете на мистера Дэлоуча-старшего, – сказал Уит.
Лифт остановился, и Уит придержал дверь, чтобы Энсону было удобнее выехать на своей коляске. Старик направился через кричаще обставленную анфиладу комнат. Уит подумал, что это похоже на адское жилище какого-то любителя животных: на стене – огромные плакаты с зебрами, диван – расцветки леопарда, на полу – шкура тигра. Монотонную тему со шкурами нарушала мебель неоновых цветов, приобретенная, вероятно, в каком-то экзотическом магазине. Молодой человек с бычьей шеей оторвавшись от телевизора, поднял на них глаза; судя по его перекачанным мышцам, стероиды он начал принимать еще с молоком матери.