Опасный работник
Шрифт:
Снопы были отменно крупными и тяжелыми.
Мы начали накладывать их на телеги. Жара стояла невыносимая, и я прибег к хитрости. Я развязывал сноп и, подхватив небольшую его часть на вилы, перетаскивал на телегу.
— Ты что это делаешь? — прикрикнул на меня Грнчирж.
— Упрощаю свою задачу, — отозвался я, — потому что мой способ практичнее,
Грнчирж снова всучил мне вилы, которые я, приступая к логическому обоснованию преимуществ своей инициативы, воткнул было в землю.
— Не позорь меня, — взмолился он, — подцепи сноп и подавай на телегу!
Вообразите, что вам нужно поднять полутораметровую жердь с пудовой гирей на конце и затем швырнуть эту гирю вверх, на высоту трех метров, причем не раз и не два, а пятьдесят, сто, тысячу раз.
Я ухватился за вилы, издалека прицелился в сноп, нацепил его и, крякнув, подбросил на телегу. Пошатываясь, я носил снопы к телеге и кидал их наверх.
Силы уже оставляли меня, и на десятом снопе я решился на отчаянный шаг.
Поднатужившись, я со всего размаха огрел снопом батрака Штепана, который стоял на телеге укладчиком.
На этот подвиг ушли мои последние силы.
Штепан слетел с телеги, как яблоко с яблони, и угодил прямо на бабу, которая как раз несла в большом жбане пиво к ужину.
Раздался ужасный, жалостный вопль: пиво поминай как звали. Когда все успокоились, мне велели отложить вилы.
Я отнекивался, говоря, что только-только вошел во вкус, но они все-таки поставили меня к лошадям, объяснив, что это никакое не понижение, чему я, разумеется, не поверил.
Не удалось мне отличиться и возле лошадей. Просто я не вовремя произнес «но!», кони дернули, телега покатилась, и бедняга Штепан снова оказался на земле.
Крестьяне прогнали меня и от лошадей и больше уж ничего мне не доверяли. Некоторое время я изгнанником шатался по полю, а потом опустился на межу. Моя новая попытка принять участие в общей работе с вилами в руках была безуспешной.
Мухи и комары отнеслись ко мне без всякого снисхождения, а один слепень — законченный нравственный урод и ничтожество — так укусил меня в руку, что она тотчас же вспухла. Но никто не проявил ко мне ни малейшей жалости.
Когда мимо меня проходила Аничка, хозяйская дочка, усердно вязавшая снопы, я обратился к ней:
— Взгляните, пожалуйста: этот слепень натворил с моей рукой что-то очень страшное…
— Слепней здесь хватает, — равнодушно отмахнулась Аничка, не выразив ни капельки сочувствия, — скотины нынче в поле мало, всю в армию угнали, вот слепень и напал на вас.
Что она хотела этим сказать, я до сих пор не понял.
Существует распоряжение, чтобы всюду на полевых работах составляли списки лиц, принимавших в них участие: каждый должен по мере своих сил приносить пользу отечеству.
Однако жандарм, пришедший к Грнчиржу записать всех работоспособных, взглянув на меня, заявил:
— Их милость я записывать не стану, они какой-то опасный работник.
Сдается мне, что на сельской ниве славы мне не снискать, хотя у моего покойного дедушки…
Боже мой, что это я опять болтаю!..
Jaroslav Hašek. Nebezpečný pracovník, 1914
В книге: Собрание сочинений в 6-томах. Том 3. М.: Художественная литература, 1984.
Перевод Валентины Мартемьяновой
Первая публикация: «Humoristické listy», 28 августа 1914 г.