Опавшие листья

Коллинз Уильям Уилки

– Слушайте, слушайте! – сказал мужчина, похожий с виду на башмачника.

– Я надеюсь, что он отлично отделает аристократа, – прибавил один из соседей башмачника, грум без места.

– Меня тошнит от аристократов, – закричала женщина с багровым лицом и смятой шляпкой, – они поглощают все деньги, как они смеют строить дворцы и разводить парки, когда у моего мужа нет работы, а дети умирают с голода? – Башмачник слушал одобрительно.

– Хорошо сказано, – проговорил он, – очень хорошо сказано.

Эти выражения народного чувства дошли до слуха почтенного мистера Фарнеби.

– Слышишь ты этих негодяев? – спросил он у жены. Мистрис Фарнеби обрадовалась случаю рассердить его.

– Бедняжки! – ответила она. – На их месте мы говорили бы то же самое!

– Тебе бы следовало взять отдельное место, – заметил муж, отворачиваясь от нее с отвращением. – Там свободно. Зачем ты стоишь здесь?

– Я не могу тебя оставить, милый! Как тебе понравился мой американский друг?

– Я удивляюсь, как ты осмелилась представить его мне. Ты знаешь отлично,

что я здесь инкогнито. Какое мне дело до бродяги американца?

Мистрис Фарнеби продолжала еще с большим лукавством.

– А, но видишь ли ты, он мне нравится. Бродяга американец мой союзник!

– Твой союзник! Что ты хочешь сказать?

– Господи, какой ты недогадливый! Разве ты не знаешь, что я против свадьбы племянницы? Я была в восторге, когда услышала о лекции, потому что она может расстроить все. Она не нравится ни тебе, ни Регине, а мой милый американец первый подал о ней мысль. Шш! Вот Амелиус. Какой он интересный! Какой грациозный и изящный! – воскликнула мистрис Фарнеби, замахав платком, чтобы Амелиус мог их увидеть. – Я готова сделаться социалисткой, прежде чем он откроет рот.

Глава XVIII

Наружность Амелиуса поразила его слушателей. Публика не привыкла видеть на кафедре людей молодых и красивых. Появление оратора было встречено общим взрывом рукоплесканий. Рукоплескания повторились, когда Амелиус, положив на стол маленькую книгу, объявил, что будет не читать, а говорить. Отсутствие неизбежной рукописи с самого начала успокоило публику.

Оратор начал.

– Милостивые господа и государыни, мыслящие люди, привыкшие следить за ходом событий в своем отечестве и в других государствах Европы, все (сколько я знаю) пришли к заключению, что до конца нынешнего столетия произойдут важные перемены в государственном строе. Одним словом, революция очень возможна и не так далека, как думают высшие и богатые классы европейского населения. Я принадлежу к числу тех, которые думают, что предстоящая революция будет революцией социальной и что во главе ее станет не военный или политический деятель, а великий гражданин, вышедший из народа и посвятивший себя народному делу. У меня не хватит времени говорить с вами о государственном и общественном строе других народов, даже если б я обладал знаниями и опытностью необходимыми для выполнения этой трудной задачи. Я ограничусь только указанием причин, которые вскоре произведут перемену в общественном и политическом положении страны и докажу вам, что единственные средства от существующих злоупотреблений могут быть найдены в учении, которое христианские социалисты извлекли из этой маленькой книги на столе – книги, известной вам всем под названием Евангелия. Прежде чем приступлю к своей задаче, я считаю своим долгом объяснить, почему обращаюсь к вам. Я не люблю говорить о себе, но мое положение принуждает меня к этому. Вы меня не знаете, я еще очень молод. Позвольте же мне рассказать вам в коротких словах о моей жизни и воспитании, а потом решайте сами, достоин ли я вашего внимания.

– Очень хорошее начало, – заметил башмачник.

– Красивый малый, – сказала женщина с багровым лицом, – мне бы хотелось его поцеловать.

– Он чересчур вежливо объясняется, – пробормотала мистрис Соулер. – Я бы желала вернуть свои деньги.

– Подожди, – прошептал Жервей, – он еще разгорячится. Я нахожу, Феба, что он не умел начать как следует. Не думаю, чтоб нам пришлось посмеяться сегодня вечером.

– Какой дивный оратор! – заметила мистрис Фарнеби своему супругу. – И такому человеку жениться на идиотке Регине!

– Все еще счастье будет у него впереди, пока он не женат на такой женщине, как вы, – свирепо отвечал мистер Фарнеби.

Между тем Амелиус заявил о своем национальном родстве с публикой и вкратце очертил свою жизнь в Тадморе. Покончив с этим, он обратился к предмету лекции. Его искренность и простота расположили к нему слушателей, они отвечали ему взрывом рукоплесканий.

– Итак, – заявил Амелиус, – будем продолжать. Окинем беглым взором (на большее у нас не хватит времени) настоящее положение нашей религиозной системы. Каков общий вид так называемого христианства в Англии? Сотни сект, отличающихся друг от друга. Основная церковь распалась в различных направлениях при беспрерывных ссорах и спорах о черных или белых одеждах, о подсвечниках на столе или поодаль, о поклонах на запад или на восток, о доктринах, которые доставляют более дохода, о доктринах в моей, вашей или иной чьей-либо церкви. Оставьте эти бесчисленные и беспрерывные раздоры и взгляните на высшие области, в которых действуют высшие, почтенные представители религии. Христиане ли они? Если так, то укажите мне на епископа, который осмелился бы в палате лордов отстаивать свое христианство, когда министр найдет выгодным начать войну! Где этот епископ и какую поддержку найдет он между своими собственными подчиненными? Вы, может быть, порицаете меня за дерзкую речь, и полагаете, что слова мои несправедливы. По откройте священную книгу Нового Завета, и вы увидите, что христианство делает людей честными, гуманными, смиренными, в высшей степени деликатными и снисходительными в их сношениях с ближними. Может ли христианство различных церквей и сект произвести такой результат? Посмотрите на торжища страны, на занятия, которым предаются англичане различных сословий, посмотрите наконец на нашу торговлю! Какова социальная сторона дела, предписываемая моралью этой книги, что у меня в руках? Пускай ответят на этот вопрос организованные системы

лжи и обмана, гнездящиеся в банках и различных компаниях, мне нет надобности отвечать на это. Вам самим известно, какие почтенные имена замешаны в бесстыдных подделках, ложных отчетах, беспощадных разорениях нескольких тысяч жертв. Вам известно, как наши бедные индийские покупатели были обмануты бумажными материями, как дикарь, честно торговавший оружием, нашел наши ружья никуда негодными, как женщина, чуть не умирающая с голоду, покупая катушку ниток, находит в ней не более половины ярдов, означенных на ярлыке, вам известно, что на европейских рынках чужестранные товары вытесняют английские, потому что чужестранные фабриканты честнее наших, вам известно, наконец, и то, что хуже всего, что высшие коммерческие авторитеты смотрят на этот жестокий, злодейский обман, как на какое-то соперничество, на конкуренцию, извинительную в торговле. Неужели вы верите в честное приобретение богатств людьми, которые держатся таких мнений и совершают подобные обманы? Я не верю! Неужели вам представляется более светлая и чистая картина, когда вы смотрите на людей, обманывающих вас в широких размерах, чем на тех, которые обманывают вас в мелочах? Мне – нет! Все, что мы пьем, едим, носим, все более или менее поддельно! И за эту подделку торговцы заставляют нас платить обидную цену, не обязаны ли мы защищаться от всего этого социалистическими принципами, открывая свои магазины на кооперативных началах? Подождите, дослушайте меня прежде чем будете аплодировать! Поймите цель моей речи, не подумайте, что я слеп и не вижу светлых сторон начерченной мной мрачной картины. Загляните в честную жизнь, и вы увидите истинных христиан среди духовенства и среди светских людей, вы увидите мужчин и женщин, достойных называться Христовыми учениками. Но я хочу говорить не о частной жизни, предметом моей речи должен служить общий вид, общее положение религии, нравственности и политики в этой стране, а это положение, повторяю опять, представляет обширное поле испорченности и злоупотреблений и обнаруживает ожесточенное и оскорбительное равнодушие нации к зрелищу своей собственной деморализации и упадка.

Здесь Амелиус остановился и выпил воды.

Отдельные места были, казалось, заняты людьми очень осторожными. Избранная публика, сидевшая ближе к оратору, хранила скромное молчание. Но усердные рукоплескания со стороны шестипенсовых слушателей вполне вознаграждали оратора. В этом открытом нападении было достаточно горячности и силы, – опиравшихся на истинные, неопровержимые факты – затрагивавших большинство слушателей. Мистрис Соулер начала думать, что сделала хорошее употребление из своих шести пенсов, а мистрис Фарнеби все сказанное о коммерции применила прямо к своему мужу и кивала на него головой.

Амелиус продолжал.

– Теперь обратимся к следующему: наша настоящая система правления обещает ли нам мирные реформы, обеспечивает ли от упомянутых мной злоупотреблений? К тому же не следует забывать и других ужасных злоупотреблений, представляющихся в нашем национальном потреблении и усиливающихся с каждым годом. Я не желаю отнимать у вас драгоценное время, рассуждая о палате лордов, по трем причинам: во-первых, это общество не избрано народом и не имеет права на существование в свободной стране. Во-вторых, из его четырехсот восьмидесяти пяти человек не менее ста восьмидесяти пользуются общественными деньгами. В-третьих, если б нижняя палата имела желание и возможность приняться за необходимые реформы, то палата лордов нимало не обязана следовать им или поднимать революцию, которой едва избегла четыре года тому назад. Что вы на это скажете? Следует ли говорить о палате лордов?

Громкий крик раздался из толпы: Нет! Нет! Дворник гостиницы и женщина с багровым лицом кричали проклятия. Там и сям послышались свистки, поднятые Жервеем в интересах «алтаря и престола».

Амелиус снова заговорил.

– Хорошо, поможет ли нам нижняя палата сделаться истинными христианами при законном введении реформ? Позвольте мне еще раз напомнить вам, что эта палата имеет силу, но имеет ли она желание? В этом вопрос! Число членов состоит из шестисот пятидесяти. Только пятая часть представляет (или воображает, что представляет) торговые интересы страны. Что же касается членов, представляющих интересы рабочего класса, то их нетрудно сосчитать, их всего двое! Вы, пожалуй, спросите, что делают остальные члены? Они представляют военные и аристократические интересы. В настоящее время при упадке представительных учреждений нижняя палата носит ложное название. Народ здесь не имеет представителей, члены ее принадлежат к классам нимало не интересующимся народными нуждами и не заботящимся об облегчении его тягостей. Одним словом, для нас нет никакой надежды на нижнюю палату. А кто в том виноват? К сожалению и стыду виноват в том сам народ. Да, я говорю откровенно, позор и опасность Англии заключаются в том, что сам народ избрал представителей, не ведающих его потребностей. Вы, подающие голоса в городах и деревнях, располагали свободой и волей в исполнении своей священной обязанности, и вот в настоящее время нижняя палата доказала вам, что вы недостойны этого права.

Эти смелые слова подняли взрыв негодования в среде слушателей, которые минуту тому назад были совершенно порабощены голосом говорившего. Они приготовились с неистощимым терпением выслушивать перечисление своих добродетелей и обид, а не за то заплатили по полушиллингу, чтоб их уличали в недостатках и вредном участии в новейшей политике. Стали кричать, визжать, свистеть, они почувствовали, что прекрасный молодой оратор оскорбил их.

Амелиус спокойно ждал, пока затихнет весь этот шум.