Опция поиска
Шрифт:
напрямик. А не психовать, с готовностью уверовав в его низость.
Трубку муж снимать не спешил.
Лера угрюмо слушала мерные безжизненные звуки и размышляла. А во
сколько, интересно, на московский вокзал прибыла электричка с Тоней Турчинской на
борту?
Зашибись. Выходит, нету никаких трагедий. По крайней мере, в жизни ее мужа.
Или как теперь лучше Валерии его называть? Бывшего мужа? Официального мужа?
Воропаев, конечно, дома. И, конечно, он
один и только готовится к встрече с любимой. Не с Лерой, нет. С любимой. Но, что
совершенно точно, с законной женой он разговаривать не желает. Аппарат у них
навороченный, с определителем, и муж в курсе, кто рвется с ним пообщаться. Он не
готов выяснять отношения, особенно перед встречей с любимой.
Ну что же, тогда Лера побеседует с автоответчиком. И Лера опять набрала
номер.
Со злым задором, чтобы голос не показался несчастным, объявила, что все
поняла, не дура. «Тебе настолько неприятно со мной разговаривать? Предполагаю,
что видеть меня тем более. Расслабься, мешать не стану. И надоедать тоже. И домой
не приеду, можешь быть уверен. Мне есть, где жить, сколь угодно долго».
И нажала на кнопку «отбой».
– Это кто, мамашка твоя вякала? – с глумливой усмешкой спросил второй,
остановившись напротив дивана.
Она мотнула головой, не вдаваясь в подробности. Пока она не знала, как
лучше себя вести и что сказать. А так – вроде бы и не сказала, а вроде бы и
ответила.
Первый, вернув телефонную трубку на базу, скомандовал:
– Поехали. Проверь коридор и выводи девку. Смотри, цыпа, только без
фокусов, – это уже к Юле.
Второй ухватил ее за руку и выдернул с дивана, где она все это время сидела,
силясь понять, что за хрень происходит.
Проходя мимо саквояжа, который валялся на полу в коридоре, второй ткнул
кроссовкой кожаный бок. В нутре что-то брякнуло. Он наклонился и расстегнул
молнию. Присвистнул. Поднял голову и посмотрел насмешливо на Юлю.
– Уважаю, – сказал второй и приподнял саквояж, примериваясь прихватить.
– Охренел? – процедил первый.
– Да ладно тебе, не пузырься, – ответил второй, а первый, сплюнув, вышел в
лифтовый холл.
Любовь Матвеевна повернула голову на шум мотора и всмотрелась в другой
конец дачной улицы, отороченной с обеих сторон зеленой подпушкой кустов акации и
шиповника. По освещенной мягким закатным солнышком асфальтированной дорожке
медленно и сторожко пробирался тяжелый джип семейства «мерседес». Было то
самое время суток, когда члены дачного сообщества в сопровождении своих внуков,
собак и кошек совершали
осторожным, если не хотел отдавить хвост какой-нибудь кудлатой псине или обидеть
бестолковое дитё, переехав передним правым его веселый резвый мяч.
– Соседка ваша прибыла? – спросила Валентина Федоровна с двадцать
второго участка. – И как вы с ней ладите-то, Любовь Матвеевна?
Дамы коротали вечер на лавочке рядом с калиткой, ведущей на садовый
участок Любови Матвеевны и находящейся через три дома от садового участка
Валентины Федоровны, и Любовь Матвеевна как раз делилась с Валентиной
Федоровной рецептом консервированного салата из кабачков, моркови и лука, а
Валентина Федоровна ей говорила, что ах, какой чудный салат, и она себе
непременно закатает на зиму несколько баночек.
– А что в этом такого, Валентина Федоровна? – прикинулась Любовь
Матвеевна.
– Да как же, что такого? Это же не женщина, а асфальтовый каток. Я, к
примеру, ее побаиваюсь. Хотя, вам, может, и привычно, у вас сестра тоже с
характером.
Любовь Матвеевна с лавочки встала и сказала безразличным голосом:
– Вы заходите как-нибудь, Валентина Федоровна.
И пошла неторопливо к калитке. Она не любила, когда намекали на ее
мягкотелость.
Но разве она мягкотела? Просто она не заводится из-за ерунды, а многие
считают это чуть ли не бесхребетностью и даже беспринципностью, что вовсе уж ни в
какие ворота. У Любови Матвеевны железные принципы, но они не имеют никакого
отношения ни к мелочному упрямству, ни к такому же мелочному желанию настоять
на своем.
Хотя перед соседкой она, по правде говоря, тушевалась, а это было
неправильно, в ее-то возрасте. Все же шестьдесят седьмой годок пошел.
И где ж вы, лихие батальоны бабулек конца семидесятых, сидящих, бывало,
плотно, словно горошины в стручке, на скамейках возле подъездов панельных
пятиэтажек и наводящих страх и трепет на жильцов дома от трех до сорока и
старше?..
Давно минувшая идиллия.
Вот сестра ее двоюродная, Нина Петровна, могла бы вписаться в ряды старой
гвардии, но и та не заводилась с Валерией Львовной, хотя скандалить любила
страстно. Правда, сама Нина Петровна не считала себя скандалисткой, поскольку и
вовсе она не скандалит, а высказывает личное мнение, на что имеет полное право.
Поначалу Нина Петровна и на соседку пыталась наехать со своими «мнениями», но
та не дрогнула, зато сама кузина схлопотала от Лерочки в ответ несколько