Опер против маньяка
Шрифт:
— Товарищ генерал, — автоматически по уставу продолжал обращаться к нему лейтенант Гена, — мы подозреваем одного специалиста по кражам орденов. Он пожилой, приметы: вытянутое, треугольной формы лицо, нос спицей — в прожилках. Употребляет кокаин и может быть в так называемом заторченном состоянии. Большой знаток орденов, в беседе на эту тему способен проявить глубокую осведомленность. Запомните на всякий случай его приметы. А я в Музей личных коллекций позвоню. Дайте, пожалуйста, его телефон.
Он набрал
— А двоих сотрудниц, девушек, вы к генералу Рузскому не направляли? — еще поинтересовался Топков.
— К Рузскому? Да зачем я каких-то девушек к такому уважаемому коллекционеру пошлю?! — раздраженно ответил директор.
Лейтенант положил трубку.
— Похоже, девицы к вам приходили от того уголовного специалиста, которого и на самом деле Федей зовут.
— Что вы говорите! Такие милые девушки, я с ними долго чай пил, о коллекции рассказывал…
— Будьте, пожалуйста, настороже. Теперь к вам могут уже не девушки нагрянуть.
Лицо генерала энергично напряглось.
— А милости просим! Рузских можно безопасно атаковать только связанных по рукам на краю ямы.
Топков прикусил язык.
Перед уходом Гена остановился полюбоваться наградным оружием.
— Понимаете в таком оружии? — осведомился генерал.
Гена начал чеканить наизусть, будто читая по книге:
— Награждали золотым и украшенным драгоценностями оружием с надписью «За храбрость» с конца восемнадцатого века. В 1849 году установлены новые образцы золотого оружия: гривки эфесов положено иметь золотые вместо обтянутых лаковой кожей. С 1878 года лица, имеющие право на алмазные украшения, при ношении золотого оружия без них могли иметь темляк на георгиевской ленте и Георгиевский крест на эфесе. Кавалеры ордена Анны 4-й степени с 1880 года также имели право носить знак этого ордена и темляк аннинской ленты на золотом оружии. Золотое оружие как награда очень близко к ордену Святого Георгия. С 1807 года удостоенные его причислялись к кавалерам этого ордена, и в 1913 году оно стало официально именоваться Георгиевским оружием.
Генерал слушал его, вытянувшись, как на параде. Гаркнул:
— Вот молодец так молодец!
Он снял со стены шпагу с надписью «За храбрость».
— Такой в 1812 году главнокомандующий имел право награждать самостоятельно. Возьмите в руку.
Топков принял шпагу в ладони, взял ее под эфес. Металл клинка зловеще блестел, будто б не минуло почти два века после окончания войны с французами.
Лейтенант расстался с генералом, полный глубоких разнообразных впечатлений.
Федя Труба, украв руками своей бригады часть коллекции Рузского из театров, непрестанно размышлял
Особенно взволновал Трубу рассказ девиц о собрании золотого оружия Рузского. Таких вещей почти не осталось в России. Их после 1917 года в первую очередь прихватывали с собой в эмиграцию. А то, что не смогли увезти, присваивали новые власти. Потом раритеты выманивали зарубежные друзья-толстосумы или тащили такие спецы, как Труба, и перепродавали опять-таки за границу.
Собрание наградного оружия генерала являлось такой редкостью, что Труба не очень поверил своим молодым агенткам. Он склонялся к тому, что оружие было дореволюционным, но вряд ли золотой отделки и с подлинными драгоценностями. Тем не менее Трубу загадочные сведения его наводчиц продолжали волновать. Ведь если у Рузского все же имелась коллекция золотого оружия, огромной удачей было б ее украсть.
В конце концов Федя, основательно нанюхавшись коки, решил: надо самому сходить к генералу и проверить информацию разведчиц.
Кокаин лишил Трубу необходимой осторожности. Серия краж в театрах ему удалась, потому что он лично в ней не участвовал, а лишь направлял свою «грядку». Но тут… В поход на оружейное собрание Рузского Федя ринулся собственной персоной вскоре после визита к тому лейтенанта Топкова.
«Кока» — это не «экстази», не какой-нибудь двигательный кайф. Все вокруг становится прекрасным, полное ощущение, что нет ничего невозможного, все в твоих силах. Уродливое, лихое внутри кокаиниста словно испаряется.
Так что, занюхав солидную дорожку «коки», Федя Труба в отличном настроении двинулся на квартиру генерала Рузского.
Он позвонил в дверь.
Теперь бдительный Рузский посмотрел в глазок и спросил:
— Вы по какому вопросу?
— Я Федор Трофимович из Музея личных коллекций, — вежливо кивая длинным лицом, представился Труба. — Я вам некоторое время назад звонил, двоих сотрудниц своих посылал.
Генерал насторожился уже тогда, когда увидел лисью физиономию посетителя. После ответа у него пропали сомнения о том, кто находится перед дверью.
Будь Рузский не офицером, прошедшим с боями Великую Отечественную, и не носи он гордую фамилию, Труба бы и удалился ни с чем. Но генерал не привык просто так выпускать любого противника. К тому ж был Рузский истым коллекционером. Сволочь, грабящую собранное по крупицам, предмет к предметику, утверждающее славу России, ненавидел.
Рузский распахнул дверь, коротко кивнул.
— Как же, помню, помню. Были у меня двое ваших девушек.
Он повел Федю в гостиную по длинному коридору. В первой же комнате Труба увидел то, о чем думал все последние дни. Вековой лучезарностью светили по стенам клинки золотого оружия!