Операции владивостокских крейсеров в русско-японскую войну 1904-1905 гг.

Егорьев Всеволод Евгеньевич

Японский официальный историк дает следующий перечень попаданий в японские крейсеры:

Флагманский «Идзумо», больше чем другие подвергавшийся обстрелу русских, получил до 20 попаданий (2 убитых, 17 раненых). «Адзума»-свыше 10 попаданий снарядов (8 раненых).

В «Токива» «попало несколько снарядов» и было ранено 3 человека.

«В концевой корабль «Ивате» было также несколько попаданий: в 7 часов утра выпущенный с «Рюрика» 8" «снаряд проник в батарею 6" орудий и взорвался вместе с нашими (японскими. – В. Е.) снарядами, вследствие чего были выведены из строя три шестидюймовых и одно 12-фунтовое орудие, а также нанесены большие повреждения вблизи». При этом было убито 40 человек и ранено 37.

Это

попадание отмечается и в русских донесениях. Иессен в своем рапорте в момент, соответствующий японской версии, сообщает: «На «Ивате» вспыхнул пожар сразу в двух местах, почему он вышел из строя; однако, быстро справился с ним и занял свое место».

Это повреждение было, по видимому, наиболее крупным из всех: полученных японскими крейсерами. Однако, случилось оно в 7 часов утра и после него в течение трех часов «Ивате» продолжал, находясь в строю, сражаться с крейсерами Иессена.

Слабое фугасное действие русских снарядов не противоречит возможности получения японцами подводных пробоин, но, как будет видно далее, почти все попадания русских снарядов сопровождались лишь небольшими пробоинами, почти соответствовавшими по диаметру калибру попавшего снаряда.

В пользу версии Штенцеля о значительных повреждениях, нанесенных русскими крейсерами своему противнику, могло бы говорить сообщение, приведенное в «Морском Сборнике» № 3, 1906 г.:

«Когда после боя 1 августа японские крейсеры пришли в Сасебо, то пленные офицеры с «Рюрика» видели в иллюминатор кран с орудиями и станками на палубе, который подошел к соседнему крейсеру для снятия поврежденных орудий и станков и установки новых». Однако, замена орудий сейчас же после боя могла потребоваться не вследствие повреждений их русскими снарядами, а по причине естественного износа каналов орудий от напряженной долговременной стрельбы. В пользу этого предположения говорят материалы, которые имелись в распоряжении русского командования еще до войны.

«Как теперь оказывается, – говорилось в одном официальном русском издании 1900 г., – качества орудий Армстронга далеко не так хороши, как предполагали японцы, давая заказы.

Употребляющийся в них кордит до того разъедает орудия, что уже после 150-200 выстрелов камора и канал делаются похожими на кусок дерева, источенный червями».

Пусть это сравнение в буквальном его выражении несколько «гиперболично, но надо помнить, что в период перед русско-японской войной вопрос о неожиданно сильном износе орудийных стволов, при применении нитроглицериновых порохов (к каким относился и английский кордит) был очень острой проблемой.

К неоднократно цитированным (выше) справкам из английского ежегодника Брассея можно добавить здесь еще следующее:

1) «Мы знаем, что наши тяжелые орудия (говорится про английские. – В. Е.) нетерпимо быстро изнашиваются настолько, что мы не можем рассчитывать при принятых скоростях снаряда на значительное число выстрелов» («Брассей», 1900 г. стр. 335) и

2) «Установлено, что при достижении таких скоростей и применении нитроглицериновых порохов, среди которых кордит и баллистит являются лучшими из известных образцами, износ (эррозия), наблюдаемый в каналах, внушает большие опасения» («Брассей» 1901 г., стр. 333).

Только через довольно длительный срок после боя личный состав Владивостокского отряда получил непосредственные свидетельские показания о повреждениях, которые получили японцы. Они не были утешительными. В марте 1905 г. из японского плена приехал отпущенный на родину очевидец с «Рюрика». Он рассказал адмиралу Иессену следующее:

«После потопления «Рюрика» шлюпка, принявшая его с воды, доставила на броненосный крейсер «Адзума», на котором он был доставлен в Сасебо. На «Адзума» «он видел в кают- компании и во многих других местах следы наших снарядов, пробивших

борт с одной стороны и вылетевших затем в другой борт, очевидно не разорвавшись. Переведенный с крейсера «Адзума» на крейсер «Ивате», он на последнем увидел весьма значительное разрушение, произведенное снарядом, разорвавшимся правильно около середины судна по ширине его. На его вопрос ему сообщили, что этот снаряд будто бы 8" с крейсера «Рюрик».

Это свидетельство было первым, приоткрывшим глаза русскому командованию на то, какое негодное оружие (снаряды) было на вооружении русских кораблей.

То, что русские снаряды не взрываются, а в случае разрыва эффект его бывает ничтожным, Камимура мог знать еще до боя 14 августа. Ряд артиллерийских боев имел место с начала 1904 г. (Чемульпо, Порт-Артур):

Японский адмирал мог это обнаружить, если не в первые минуты, то во всяком случае в первый час боя 14 августа. А, обнаружив это обстоятельство, мог и должен был реагировать на столь благоприятно изменившуюся для него обстановку, перейдя к более решительным действиям, следуя на сближение с русскими, чтобы вслед за «Рюриком» нанести более значительные повреждения остальным русским крейсерам или быть может и вовсе уничтожить их. Он имел явное превосходство над русскими в скорости хода, не говоря о преимуществах в артиллерии и бронировании. Они видел, наконец, что огонь с «России» и «Громобоя» в ходе боя все ослабевает и ослабевает, – что еще более должно было подсказать необходимость более энергичных действий.

Ограниченность запаса снарядов не могла быть причиной осторожности. Наоборот, если говорить о средней фазе боя, пока оба противника не легли на параллельные курсы, ведущие в направлении на Владивосток, именно в эту фазу, когда у 2-го боевого отряда оставалось еще боезапаса на 2 часа боя, здесь-то и следовало их использовать с наибольшим результатом – на коротких дистанциях. Но, как мы знаем, этого не произошло. Японцы не допускали сближения с ними русских крейсеров более чем на 30 каб. И, в конечном счете, упустили два сильно подбитых русских крейсера.

В выдержках из сочинений английских и немецких историков уже были освещены некоторые из возможных причин отказа Камимуры от более решительных действий.

Наиболее убедительно звучит довод английского официального труда в виде «отсутствия резервов» у японцев и необходимости беречь свои корабли для боя с начинавшей в это время свое движение из Европы второй русской Тихоокеанской эскадрой. Это мотив порядка стратегического.

С точки зрения тактической японцы могли бояться, что русские снаряды, не имевшие фугасного действия, могут оказаться хорошими бронебойными, а уменьшение дистанций боя приведет к тому, что броня крейсеров Камимуры начнет пробиваться снарядами «России» и «Громобоя». Но ведь артиллерия этих последних была настолько уже ослаблена, что преимущество японского огня должно было сказываться при сближении все более и более решительно.

Оставшиеся же у русских единичные исправные пушки не могли нанести противнику значительного вреда.

Так или иначе столь восхваляемый японскими историками «долгожданный» случай, когда Камимуре удалось принудить к бою не раз успешно уходившие от него владивостокские крейсеры, не был использован до конца. Изложенное в этой главе и содержание последующей, в которой говорится о преступной негодности материальной части царского флота, приводит к убеждению, что «Россия» и «Громобой» не были уничтожены не только потому, что доблестно дрался личный состав этих крейсеров, не только потому, что, стреляя из непрерывно убывающего числа орудий, комендоры русских кораблей все-таки наносили японцам некоторые повреждения, но также и вследствие нерешительности поступков, недостаточной инициативы и отсутствия твердой уверенности в победе у японского командования.