Операция «Адмиралъ». Оборотни в эполетах
Шрифт:
Глубокое волнение охватывает борцов, чувствующих благословенное и радостное приближение мирной и свободной жизни.
И вся страна, весь народ в едином непреклонном порыве к победе должны слиться с правительством и армией.
Исполненный глубокою верою в неизменный успех развивающейся борьбы, почитаю я ныне своевременным созвать умудренных жизнью людей земли и образовать Государственное земское совещание для содействия мне и моему правительству прежде всего по завершению в момент высшего напряжения сил начатого дела спасения Российского государства, Государственное земское совещание должно, далее, помочь правительству в переходе от неизбежно суровых начал
Такие последствия продолжительной гражданской войны всего сильнее испытывают на себе широкие массы населения, представляемые крестьянством и казачеством. Вызванная не нами разорительная война поглощала до сих нор все силы и средства государственные. Справедливые нужды населения по неизбежности оставались неудовлетворенными, и Государственное земское совещание, составленное из людей, близких земле, должно будет также озаботиться вопросами укрепления благосостояния народного.
Объявляя о принятом мною решении созыва Государственного земского совещания, я призываю все население к полному единению с властью, прекращению партийной борьбы и признанию государственных целей и задач выше личных стремлений и самолюбий, памятуя, что партийность и личный интерес привели Великое государство Российское на край гибели.
Верховный правитель адмирал Колчак».
«Постоянной заботой моей было создание тесного сближения власти и народа.
Еще при открытии Государственного экономического совещания мною предсказана была необходимость привлечения широких кругов населения к разрешению важнейших государственных вопросов.
Ныне, когда с началом решительного наступления наших армий приближается момент наивысшего напряжения сил и когда опытом работ Государственного экономического совещания подготовлено дальнейшее развитие начатого уже сотрудничества в деле законодательства власти и народа, я признаю своевременным созыв Государственного земского совещания по преимуществу из представителей крестьянства и казачества, на которых выпала главная тяжесть борьбы.
Объявляя об этом своем решении особою грамотою, я поручаю вам, как председателю Совета министров, разработать в ближайшее время проект положения о Государственном земском совещании, как органе законосовещательном, с правом запросов министрами и с правом выражения пожеланий о необходимости законодательных и административных мероприятий».
…Хорошим был день 17 сентября, когда члены правительства принимали поздравления с мудрым решением.
Но торжество недолго продолжалось. Иностранцы спрашивали: когда же будет издан закон — грамот мы уже читали много. Правые говорили: зачем эти парламенты? Левые были недовольны: почему «законосовещательный», а не законодательный? Опять повторялось то, что было в июне, при открытии Государственного экономического совещания.
Но хуже всего то, что недовольно было время. Оно безжалостно твердило: поздно, поздно…
В тылу беспокойно. В то время, когда мы так усердно работали над проектом Государственного совещания, с тем чтобы открыть возможность населению непосредственно влиять на власть, на местах происходила оживленная работа подполья.
Генерал Гайда, окруживший себя эсерами в армии, создавший в своем штабе гнездо интриг, которые разложили прежде
Хотя Гайда не пользовался популярностью среди чехов, но увольнение его было использовано очень ловко для агитации против Колчака: «Вот какова благодарность!» И когда мне пришлось как-то коснуться вопроса о Гайде в беседе с адмиралом, я сказал ему:
— Вы сделали Гайду героем.
Приказ о Гайде прошел без ведома хотя бы одного министра. Кто составлял этот приказ, я так и не знал..
Некоторое время общая обстановка оставалась неопределенной. Победы Деникина окрепли. На Тоболе было как будто устойчиво.
Многие ехали выписывать обратно эвакуировавшиеся в августе семьи.
Но вдруг посыпались неприятные известия одно за другим.
20 октября было получено сообщение о взятии Петрограда. Все ликовали, хотя такое же сообщение в июне оказалось ложным, 21-го известие не подтвердилось, а затем оказалось, что упорные бои под Царским Селом и Гатчиной окончились победой красных. Юденич начал отступление.
День 23 октября был тяжелым днем. Орел отошел обратно к красным. Коммунисты сплотились и все до единого вышли защищать себя, а тыл Деникина и Юденича разлагался: деревня, в лучшем случае равнодушная к добровольческому движению, ничего ей не сулившему, не поддерживала Добровольческую армию, а города были полны недовольных военным режимом.
Подъем настроения красных сказался и в Сибири. Наши войска начали отступать.
Омск уже с августа казался военным лагерем. Он уже потерял свой прежний безмятежный вид. Над городом летали аэропланы и даже гидроплан, который пугал гулявших, опускаясь на уровень крыш. На Иртыше трещали автосани. Кругом города в рощах поселились беженцы. Они нарыли в роще землянки, грелись у костров. Тут же паслись их лошади и скот. Иногда казалось, что Омск в осаде и вокруг него расположены военные лагеря.
На площади у собора служили всенародные молебны. В Омске собралось около пяти архиереев-беженцев. Молебны проходили торжественно и усиливали впечатление грозной опасности положения.
По улицам ходила крестоносцы, поступившие в ряды армий для защиты веры православной. Рядом с ними маршировали мусульмане со знаком полумесяца. Это было движение «святого креста» и «зеленого знамени», развивавшееся под руководством энергичного и смелого идеалиста профессора Болдырева и религиозного генерала Дидерикса.
Верховный правитель на собрании беженцев сказал им:
— Бежать больше некуда, надо защищаться.
Но все жаждали помощи извне.
— Мы ближе к признанию, чем когда-либо, — продолжал утешать Сукин. — Союзники боятся победы Деникина, правительство которого считается более правым, чем омское.
— Вся власть должна быть у Деникина, — твердили в это время правые крути в Омске, опасаясь, что омские министры будут настаивать на своем первенстве. Но было не до того, да и Деникин начал отступать.