Операция «Антарктида». Битва за Южный полюс
Шрифт:
О трофеях доложили начальнику СМЕРШа генерал-полковнику Абакумову, который приказал отправить их в Москву под усиленной охраной. Он рассчитывал, что важные документы заинтересуют самого товарища Сталина. Но Сталин узнал о прибывшем эшелоне из почти 30 вагонов, и, отмахнувшись, словно от мухи, хрипящим голосом приказал: «В Спецхран!»
Товарищ Сталин прекрасно знал, что кроется за этими бумагами. Как знал многое, творящееся за кулисами сцены Театра Мировой Политики.
В майские дни 1945 года в разговоре с вождем Арсений Алексеевич Архимандритов коснулся этого эшелона. Он только упомянул, не став развивать тему. Однако
– Не хочу слушать. Как маленькие дети, все играем, играем. То в мистику, то в разведку… Надоело.
В этих бумагах были расписаны технологии тайной политики, методы овладения государственной властью, манипулирование огромными массами населения любой страны, – с опорой на древние знания и мистику. Большинство материалов принадлежали обществу «Аненэрбе».
Со второй половины 60-х вплоть до середины 70-х годов эти архивы скрупулезно изучались сотрудниками закрытых научно-исследовательских институтов, находящихся в ведении секретаря ЦК партии Архимандритова. В большинстве своем в документах содержались сведения, известные Арсению Алексеевичу. Но кое-что полезное можно было использовать в работе его ведомства. И он многие любопытные материалы приказывал передавать для ознакомления своему референту Ивану Румянцову.
Архимандритов знал, что аналогичные архивы, собранные из разных тайных мест поверженной Германии, имеются в США и Великобритании и тщательно исследуются и анализируются.
Глава 40
Очнувшись, Иван Румянцов понял, что за окном помещения, в котором он находится, накрапывает дождь.
Он попытался открыть глаза. И, предпринимая неимоверные усилия, он попытался увидеть . Не достигнув желаемого, Румянцов все заставлял себя проснуться , так бывает, когда во сне пытаешься выйти из сна. Но капитан 1-го ранга не осознавал, что давно не спит, и что его мозг, зрение, обоняние, осязание и все остальные органы чувств не воспринимают действительность.
Молодой мужчина лежал на широкой кровати, и глаза его были широко распахнуты, а он все мучился от того, что не может проснуться, не может придти в себя .
Наконец он попытался встать, не осознавая, что его тело после каждого усилия распрямляется, напрягается и снова занимает горизонтальную позу. А он все боролся и боролся с мучительным желанием встать, выскочить из сна; как это бывало в далеком детстве, когда ему приснились пылающие розовые и фиолетовые, летящие на него огромные искры, и он испугался и подсознательно все пытался проснуться, чтобы сбежать от своих страхов.
Но то было в детстве.
Румянцов то открывал, то жмурил глаза, пока, наконец, зрение не вернулось к нему. И тогда он вновь, на сей раз надолго, зажмурился от сияющей белизны комнаты.
Постепенно возвращались иные чувствования.
Мужчина осторожно посмотрел вверх, затем так же медленно и осторожно встал с ощущением, что пол вот-вот может выскользнуть из-под ног, уплыть и он снова полетит в неведомое. Его тело каждой своей клеточкой нащупывало пространство; т а к, вдруг попадая в глубину вод, человек барахтается, пытаясь найти твердую опору; т а к очутившись в падающем самолете, каждый напрягается сверх сил, неосознанно пытаясь остановить падение,
Найти точку спасительной опоры, – таково стремление человеческой психики.
Встав, Иван – медленно, как очнувшийся после долгой болезни, – направился к двери, вышел в коридор, где никого не обнаружил. Постояв там какое-то время, он вернулся в комнату и толкнул ручку другой двери. Судя по всему, он увидел кухню; за третьей дверью обнаружились ванна и туалет.
Надев приготовленный для него висевший в шкафу спортивный костюм, Иван умылся, выпил сок и вышел во двор. Взору предстала чудесная панорама гористой местности, где сам воздух дышал райским уединением. Места были незнакомые, и вместе с тем он точно знал, что видел эти картины природы.
И пейзаж, и лесной эфир, и утренняя свежесть наполнили его кровеносные сосуды огромным желанием жить; и это желание влилось, переполнив, в его крепкое сердце.
Он стоял возле четырехэтажного сооружения, явно гостиницы, но слишком уединенной и элитной, а значит, гостиницы для избранных и не часто появляющихся гостей.
В стороне, выше этого здания виднелся двухэтажный коттедж милой непритязательной архитектуры с открытой верандой на втором этаже.
От дома, из которого вышел Румянцов, в сторону коттеджа вела ступенчатая дорожка, плиты ступенек были неровными, но они вписывались в общий рельеф. И снующие по плитам муравьи, и проросшие сквозь щели травинки, и песчинки, надутые ветром, и покачивание деревьев, и плывущие легкие облака, и птичий щебет, и необъятная синева – все теперь виделось по-другому, с новой упоительной ясностью.
Метрах в пятидесяти отсюда проходила подвесная дорога, которая скрывалась за коттеджем и уходила наверх, к лесистому плато. Но Румянцов не пошел туда, а стал подниматься по ступенькам. Он шел по ним с ощущением, что там, у коттеджа, он обязательно увидит что-то невероятное, потрясающее его сознание, и вместе с тем – земное, реальное, почти обыденное.
Ощутив прилив сил, он легко поднимался по ступеням, пока, наконец, они не остались позади. И тогда – влекомый магической силой, – он развернулся и окинул взглядом всю панораму.
Он сразу узнал это место!
Он много раз видел его в кинозалах Арсения Алексеевича Архимандритова. Ошибки быть не могло: Румянцов находился в южной части Латиноамериканского континента, и вместе с тем – в… Европе, среди альпийских лугов. Со смотровой площадки, где он оказался, просматривались мирная долина и буколическая деревушка с домиками, крытыми красной черепицей и стреловидными пиками кирх. Будто недавно ты уснул, почти умер, а потом, поборов летаргическое наитие и мучительные страхи, вдруг очнулся в сказке братьев Гримм.
Потрясенный, Румянцов делал глубокие вдохи, и никак не мог насмотреться и надышаться.
Он ощущал, как его фатально тянет взять и войти в этот стоящий в уединении большой и красивый старинный дом. Но чувство, похожее на страх, удержало; и тогда Иван опасливо, – не из страха, а чтоб не нарушить свои благоговейные внутренние предчувствия, стал, не спеша, обходить дом по кругу, ступая по квадратам сиренево-синих плит.
Вдруг, повернув за угол, Иван увидел сидящего в широком и высоком кресле человека; вернее, даже не самого человека, а его вытянутые и скрестившиеся ноги. Он сразу узнал, кто это. И, словно не было долгого перерыва, сказал: