Операция без наркоза
Шрифт:
– Удачи…
Я слышал, как пилоты при разговоре со своими диспетчерами и командованием в заключение тоже говорят стандартную фразу «Конец связи». Но сказать это мне майор Рудаковский почему-то не пожелал. Посчитал, видимо, что я званием не вышел. Но это были мелочи, на которые не стоило обращать внимания. Мы внутри взвода тоже не всегда эту фразу произносим. Тем не менее понимаем друг друга. Да и не слишком сложно бывает по связи задать интересующий вопрос, который разговор продлит.
Мне, находящемуся между скал в самом начале узкого длинного заминированного прохода, не было видно вертолет. А расстояние заглушало звук его двигателя. Тем не менее я услышал, как разговаривают по общей связи солдаты первого отделения, над которыми вертолет летал уже больше часа.
– Наконец-то…
– Ненадолго. Через пятьдесят
– Мог бы и не возвращаться. Без него спокойнее.
– Отставить обсуждение приказов командования! – сказал я строго.
– Есть отставить обсуждение приказов! – прозвучало в ответ.
Я понимал солдат. В первом отделении шестеро солдат срочной службы. К формату службы, который мы зовем «двадцать четыре дробь семь», что означает двадцать четыре часа семь дней в неделю, то есть постоянная готовность к участию в любых действиях, которые прикажут выполнить, солдаты привыкли. Но иногда, когда обстановка особенно нервная, «срочники» по гражданской привычке скатываются к ворчанию. Порой не только обсуждают, но и осуждают приказы. А сейчас как раз такая нервная обстановка и есть. Существует старая, временем проверенная истина – нервы работают на износ не у того, кто в бою участвует или выполняет подготовительную работу для будущего боя, а у того, кто вынужден ждать своего участия в бою. Всегда и у всех перед боем нервы пошаливают, что вызывает естественное волнение даже у опытных ветеранов. Но потом, когда начинается бой, об этом уже не думаешь. Тогда уже нет никакого волнения. Тогда понимаешь только то, что обязан сделать, что должно привести к успеху. Все это примерно так же, как в спорте. И здесь очень важно не «перегореть» от излишнего волнения. И потому я часто даю солдатам «отдушину» – делаю вид, что не слышу их ворчания.
– Товарищ старший лейтенант, – на связь попытались выйти сразу два человека, но один не договорил, уступая место в эфире другому. – Нашли два взрывных устройства. Как я и предполагал, сильные фугасы, безосколочные. Да здесь осколки и не нужны. Скалы – сами видите! – с двух сторон нависают и свалятся только внутрь, в проход. Всех бы, кто в проходе находился, завалило.
– Понятно.
– Устройства дезактивированы. В каждом было по шесть стограммовых тротиловых шашек и по одной двухсотграммовой. Восемьсот граммов с каждой стороны. В общей сложности – кило шестьсот. Этого хватит, чтобы гору своротить и устроить маленькое землетрясение. Я шашки, как и предыдущие, с собой прихватил. Всего у меня теперь два килограмма четыреста граммов тротила и гексогена. Взрыватели забрал. И провода от растяжек смотал. Могут сгодиться…
– Придумаем, что с этим делать, – согласился я. – Хозяинов, – вспомнил я, что и младший сержант тоже рвался на связь. – Что у тебя?
– Вышли, товарищ старший лейтенант, на противоположную сторону. Из шести проходов пять – заминировано. Только четвертый слева, или третий, если справа считать, нормальный. По нему часовые и пробираются.
– Кувалдин! Слышишь? Для тебя информация.
– Слышу и на ус бы намотал, да усы не ношу. У меня память рабочая. – Старший сержант обязан был прислушиваться к нашим разговорам и собирать информацию для первого отделения, которое поведет вместе с младшим сержантом Намырдиным.
– Второе и третье отделения, вперед! – послал я половину взвода дальше.
– Вперед! – уже своим бойцам скомандовал младший сержант Хозяинов.
Дальше передвижение тем более требовалось выполнять только ползком. Мы не знали точно, где располагается второй часовой. А в эту ночь беспилотник уже не летал над ущельем и не передавал данные. К сожалению, «малая авиация» работала без подчинения командованию сводного отряда спецназа ГРУ, а с МВД и ФСБ договориться можно было, как правило, тогда, когда им это выгодно, когда они сами в операции задействованы и ждут высокой оценки и потому стараются. Все могло быть иначе, если бы я не отказался в категоричной форме брать с собой на операцию взвод спецназа Национальной гвардии, поскольку знал, что местный спецназ укомплектован в основном не спецназом внутренних войск, который обычно имеет неплохую подготовку, а омоновцами, чья боевая подготовка меня совершенно не устраивала. В бою только такие вояки и начинают понимать, что между разгонами несанкционированных митингов и настоящим боем существует значительная разница, и тогда моим солдатам придется не
В данном случае мы шли уничтожать не простых бандитов, а имеющих немалый боевой опыт в Сирии и Ираке боевиков. Именно по этой причине и был задействован спецназ ГРУ, то есть армия, которая по своему положению на территории собственного государства не имеет права участвовать во внутренних конфликтах. Данный конфликт официально перестал считаться внутренним. Хотя в Россию вернулись ее граждане. Но вернулись они, став до этого боевиками псевдогосударства, назвавшего себя халифатом. И вернулись с желанием протянуть щупальца халифата на российскую территорию. То есть это была агрессия извне. А эти бандиты, если они попадутся к нам в руки живыми, что маловероятно, будут осуждены еще и по статье двести семьдесят пять «государственная измена» в придачу к статье УК РФ двести девять «бандитизм».
С доморощенными бандитами нам тоже приходится иметь дело, но это, как правило, нонсенс, спецназ ГРУ потом обвиняют в выполнении чужих функций. Однако практически каждая местная банда имеет в своем составе какого-нибудь «залетного» наемника, на которого потом можно списать и наше участие. Чаще всего наемники представляют арабские страны, но встречаются среди них и немцы, и прибалты, и поляки, и украинцы, и даже белорусы, не говоря уже о парнях из бывших советских республик Средней Азии. В худшем случае нам всегда можно сослаться на неверные данные агентурной разведки. Ведь агентура, которую мы здесь вербуем среди местного населения, часто состоит из полуграмотных людей, которые полностью за свои слова отвечать не могут. Говорят, что думают, выдавая это за реальность.
Я сам лично десятки раз с подобным сталкивался. Хотя моя агентура в Дагестане не слишком обширная. Иначе и быть не может, если приезжаешь сюда в командировку только на полгода. А потом можешь и вообще больше не приехать. В лучшем случае вернешься через полгода, через год или полтора. Но передавать свою агентуру другому лицу не рекомендуется. Потеряешь перед самим агентом статус надежного человека. Вот и приходится каждому офицеру спецназа в каждом районе действия обзаводиться собственной агентурой, с которой и работаешь не больше полугода. Как правило, когда возвращаешься, если возвращаешься, прежние агенты уже работают на других. Чаще всего на полицию или ФСБ. Беда в национальном характере горцев. Они не любят предательства и предателей. А каждый завербованный «стукач», по сути дела, рассматривается среди своего народа как предатель. Обычно у таких людей есть причины ненавидеть окружающих. Они или в действительности были сильно обижены и унижены, или только считают себя такими от излишнего самомнения. Но количество таких людей сильно ограничено. Пока еще новых наберешь… Они же не по объявлению приходят. И часто приходится иметь дело с деклассированными элементами, с пьяницами и наркоманами, которые за мелкую подачку всех предадут, в том числе и тебя самого…
Мы ползли, как змеи, разве что не шипели, хотя у нас в роте, только в другом взводе есть старший сержант, который умеет по-змеиному шипеть. Мне рассказывали, что, сидя как-то в засаде, этот старший сержант отпугнул бандитов именно змеиным шипением. Бандиты не боятся людей, потому что понимают – спецназовцы такие же люди, как и они. Но змей даже самые отъявленные бандиты как существа иногда разумные боятся.
Мне тоже, когда я долго ползаю, иногда хочется зашипеть, как змея. Может быть, и получилось бы, но я ни разу в природе такого шипения не наблюдал и потому стараюсь непонятных звуков не издавать. Это может привлечь ненужное внимание.
С нашей тропы было снято и обезврежено еще два самодельных взрывных устройства, заряженных гвоздями, болтами и гайками. Но нас это уже не интересовало. Мы продвигались дальше…
Глава первая
Я полз и почему-то не шипел. Полз, представляя себя змеей, но при этом даже не знал, шипит ли змея, когда ползет, или для шипения ей необходимо остановиться и голову поднять, как при подготовке к атаке. Знал, что она шипит, когда предупреждает о своем присутствии, когда желает напугать. Но я никого о своем присутствии предупреждать не желал и пугать раньше времени не думал.