Операция без выстрела
Шрифт:
Шульга попросил:
— Сделайте лаз побольше.
Тот взял лопату, топор и принялся орудовать ими. Через несколько минут с двумя «ястребками» он спустился вниз. Стали выносить оружие, вещи бандитов.
Один из оуновцев оказался раненым. Когда его положили на землю, он застонал, открыл глаз — другой был выбит осколком гранаты — и тут же потерял сознание. Оперуполномоченный лейтенант Васильков вынул из кармана бинт, стал было перевязывать потерпевшего, но потом махнул
— Напрасное дело. Отдал богу душу.
— Да нет, живой! Везите его в больницу, — приказал лейтенанту Шульга.
Разыскать хорошо замаскированный бункер, даже если известно его местонахождение, — дело нелегкое. Когда группа «ястребков» подошла к перелеску, дьяк показал на пригорок, плотно окруженный зарослями орешника. И только пристально приглядевшись к местности, Шульга увидел еле заметную тропку, протоптанную от хутора к пологому склону. Дальше, до самого ручья, густым ковром стелилось разнотравье.
Нащупав кольцо, дьяк потянул крышку люка на себя, но она не поддалась. Было похоже, что лаз закрыт изнутри. Постучал. Тишина. Обошел пригорок и разыскал запасной ход.
— Ну что? — нагнувшись, шепотом спросил капитан.
— Тоже заперто, только снаружи. Видно, никого там нет.
Высадив крышку люка, два бойца с винтовками на изготовку осторожно спустились в бункер. Схрон и вправду оказался пустым.
В райцентр возвращались ни с чем. Группа связных исчезла.
Измученный Шульга, рассказывая Кротенко о ходе операции, сказал с досадой:
— Без свекра тут не обошлось, но брать его начальник управления запретил. К тому же, кроме записки, переданной Катериной, против него — никаких улик. Дьяк и его брат утверждают, что свекор не имел контактов с группой связных, значит, если и наведывался в бункер, то тайком от них.
— А как эти две группы попали на связь к дьяку?
— У того были пароли. Брат знал только о той, которая скрывалась на его усадьбе. Координат своих зверхников дьяк не знает.
— Выходит, все концы в воду и свекру нечего бояться, — сказал Кротенко. — Как вы думаете, он не сбежит?
— Думаю, из хутора никуда не денется. Свекор на легальном положении и тоже будет спокойно ждать дальнейших указаний руководства.
— Хорошо, Дмитро Мусиевич, возвращайтесь в район и докладывайте о новостях. Я сегодня же встречусь с начальником управления.
— Уже за полночь, — сказал Петро, подымаясь с укрытой пестрыми половиками скамьи.
Была поздняя пора, на дворе стемнело, и сонно слипались глаза. Час назад вступил в свои права новый год, еще стояли на столе неубранными остатки праздничного
— Подкину телушке корма и запру клеть, — сказала мать.
В дверях она глянула на Петра и залюбовалась его пышным русым чубом, который успел отрасти после возвращения сына из госпиталя.
Как она волновалась, получив известие с фронта о его ранении. Стало легче на душе, когда увидела Петра — сильного, веселого, с блестящими орденами и медалями на груди. Припала к его груди, заплакала.
— Чего вы, мама? Радоваться надо, — укоряла старшая дочь, а мать не могла сдержаться, всхлипывала, как ребенок.
Со двора донесся конский топот, порвал ниточку воспоминаний. Всадники промчались, потом вернулись. На морозе заскрипели шаги. Мать испуганно кинулась назад в хату. Петро уже снял гимнастерку и повесил ее на спинку стула, когда распахнулась дверь. Следом за матерью в дом ввалилась ватага запорошенных снегом людей.
— Слава Украине! — сказал вместо приветствия обросший рыжей щетиной мужик с прищуренным глазом.
— Добрый вечер, — кивнул Петро.
— Э, голуба, не так воркуешь, — прогундосил рыжий. — Ты что, не умеешь здороваться? — Он подошел к столу, собрал в газету куски сала, сгреб рукой остальную снедь и все это кинул в мешок. Только тогда взглянул на Петра и добавил поучающе: — Запомни: коли здороваемся: «Слава Украине», ты должен отвечать: «Героям слава». Ясно? А ну, повтори!
— Славу добывают не в тылу, — возразил Петро. — Это каждый знает. Теперь, когда идет война, герои — в окопах, на передовой. Скажите лучше, кто вы такие?..
— А мы и пришли, чтобы познакомиться, — выступил вперед другой бандеровец, с облезшим трезубцем на шапке. — Вот только начнем с тебя. Говорят, ты фронтовик, кровь далее проливал. И цацек вон сколько нацепил, — кивнул он на солдатскую гимнастерку. — Так ты хоть объясни нам, лесовикам, которые пороху не нюхали, что это такое.
Бандит подмигнул своим сообщникам, и по хате пронесся пьяный хохот.
Петро, как бы не обращая внимания на издевку оуновского верховода, ответил с вызовом:
— Это орден Отечественной войны.
— А эта пестрая троица?
— Медали «За оборону Сталинграда», «За отвагу» и орден Славы.
— Так у тебя есть и «За отвагу»? Что ж, посмотрим, какой ты отважный.
Петро молчал.
— А ленточки на что? — уже с неприкрытым интересом спросил националист.
— Отметка за каждое ранение.
— Ого, много их у тебя! Выходит, отвоевался? Может, повоюешь еще за Украину?
— За нее и воевал.