Операция «Цитадель»
Шрифт:
– И что же вас заставило разыскивать меня здесь? – обратился не столько к полковнику, сколько к Штрик-Штрикфельду.
В свое время капитан получил строгий приказ Власова: никого «не натравливать» на него, пока он пребывает в санатории. И если уж этот прибалтийский немец решился нарушить этот запрет, значит, повод действительно серьезный.
– У господина полковника возникла идея по поводу организации десантно-диверсионных отрядов, – суховато объяснил германец, поняв, что самое время оправдываться.
– Идее воздушно-десантных
– Речь идет о подготовке десантно-диверсионных отрядов Русской освободительной армии, – уточнил Штрик-Штрикфельдт, вместо того чтобы предоставить возможность объясниться самому Меандрову.
– И кому необходимость такой подготовки показалась столь спешной?
– Господин полковник ждал вас в Дабендорфе, но время уходит, и он попросил…
– Ясно, – прервал Власов капитана. – Садитесь, господа.
– Капитан прав, – попытался поддержать его полковник, знавший о запрете командарма.
– Так это ваша идея, полковник, или вы всего лишь гонец, посредник? – вновь попытался выяснить Власов, кто стоит за полковником.
– Моя, господин генерал, – слова Меандров произносил на выдохе, на японский манер, кивая и сгибаясь всем туловищем, словно бы кланяясь.
Власов скептически передернул щекой, давая понять, что акции полковника сразу упали.
– Вот видите, оказывается, это всего лишь ваша личная идея. А кто может сказать мне, как к ней отнесутся Гиммлер, Кейтель, Геринг, не говоря уже о фюрере. Но коль уж мы встретились… – снисходительно пожал плечами генерал, – стоит поговорить, в стремени, да на рыс-сях.
– Я уже распорядился, – предупредил вопросительный взгляд Власова германский капитан. – Сейчас принесут. О нашем появлении фрау Биленберг уже знает.
Не успели они усесться и закурить, как дверь открылась и на пороге появилась официантка с каталкой, на которой стояли бутылка вина и блюдца с сыром, ветчиной и салатами. Этого уголка Германии и, в частности, этого санатория офицеров СС война со всеми ее продовольственными тяготами словно бы не коснулась. И это было одной из причин, по которой Власова тянуло сюда, как в оазис некоего довоенного благополучия.
– Но мне говорили, полковник, что вы уже предпринимали попытки создать русскую десантно-диверсионную часть, – произнес Власов вместо тоста, как только капитан разлил вино по бокалам.
– Предпринимал, ядр-рена.
В его устах это «ядр-рена» прозвучало как-то слишком уж по-русски, и очень плохо сочеталось с его откровенно азиатской внешностью.
– Причем задумывалась эта часть с размахом, в соединении с диверсионной школой, и происходило все это значительно раньше, нежели возникла сама идея Русской освободительной армии.
– Совершенно верно, ядр-рена!.. – Меандров залпом осушил бокал, по русскому обычаю крякнул, и лишь после того, как зажевал выпитое куском ветчины, горделиво признал: – Это был прекрасный план, ядр-рена! К этому времени
– Не трудитесь убеждать меня в пользе воздушных десантов, – прервал его монолог генерал Власов. – Замыслы понятны. Почему не осуществили?
– Не позволили, ядр-рена.
– Кто именно препятствовал?
– То есть как это «кто»? Они же сами – немцы… – мельком и по-азиатски недобро взглянул Меандров на Штрик-Штрикфельдта… – Им вечно что-то мерещится, они вечно чего-то боятся. Если бы не их трусость, мы давно сформировали бы такую русскую армию, которая ни одному российскому императору не снилась.
– Относительно армии русских императоров?
– Относительно всего. Или, может, сразу же донесете на меня гестапо?
– Можете считать меня «своим» немцем, – шутливо успокоил его Штрик-Штрикфельдт, привыкший к тому, что русские офицеры всласть могли обругивать немцев в его присутствии, действительно считая его своим, «русским» немцем. Станете возражать, господин полковник?
– Русским – да все же немцем, – не стал жаловать его своим панибратством Меандров. – Так вот, я и говорю: немцам, вечно, ядр-рена, мерещатся какие-то страхи, – так и не угомонился полковник, обращаясь теперь уже к Власову. – Словно бы опасаются, что захватим Москву раньше них и вновь не допустим их туда.
Подтянутый, крепко сбитый, с мощным хрипловато-басовитым голосом, которым полковник каждое слово произносил так, словно выбивал его кремниевым кресалом, Меандров, несмотря на свою монголоидную внешность, представал сейчас перед Власовым в облике одного из тех, истинно русских, офицеров, которых ему еще пришлось повидать в роли «белых военспецов» Красной армии. Но которые затем, уже в тридцатые, в большинстве своем были расстреляны или загнаны Сталиным в концлагеря. Те же, что остались, сразу как-то сникли и гнусно опролетарились, дабы не выделяться среди массы рабоче-крестьянских командиров.
– Но ведь летом прошлого года вам все же позволили создать такой отряд. Помнится, вы даже повели его на задание.
Меандров устало взглянул вначале на Штрик-Штрикфельдта, присутствие которого все же явно мешало ему высказываться, что называется, от души; затем на Власова…
– Во-первых, командовал этими людьми, ядр-рена, не я, а некий обер-лейтенант СС. Я всего лишь был его заместителем.
– Упускайте детали, – сухо прервал его Власов, которому антинемецкие настроения Меандрова уже начали надоедать. – Отвечайте по существу.