Операция «Экскалибур»
Шрифт:
— Добрро пожаловать на «Дефианс Индастрриз», капитан, — сказал в микрофон Маккол.
— Простите за задержку, майор, — ответил по радиану связи капитан третьей роты. — Какая-то сволочь обнаружила нас на подходе и подняла тревогу.
— Ладно, собиррайте своих рребят и следуйте за мной. Действуйте по утверржденному плану. Обрратите внимание на многочисленные входные дверри, поставьте возле них караулы. Всех впускать, никого не выпускать. На огонь немедленно отвечать огнем.
— Так точно! Сдается мне, что здесь будет чертовски горячо, майор.
Только успевай поворачиваться…
— В твоих словах,
— Что вы, майор, самое интересное только начинается.
— Пррекррасно.
Маккол повернул машину и отвел ее в глубину темного коридора. Машины третьей роты цепочкой входили в туннель, по бокам продвигались одетые в броню пехотинцы.
Теперь все зависит от того, как скоро Гарет сумеет организовать штурм завода и насколько хватит сил у Легиона.
«Действительно, — усмехнулся майор Маккол, — самое интересное только начинается».
XXI
Борт космического челнока «Европа»
(курс на стартовую точку надира)
Система Геспериды II, Ранешир
Лиранское Содружество
12:45 часов по местному времени
21 декабря 3057 года
Наконец, наконец перегрузка исчезла. Грейсон помотал головой и подивился неожиданному наступлению невесомости. Он глубоко вздохнул и моргнул, чтобы избавиться от пятен, все еще мелькавших перед глазами. Восемь дней он провел в пртивоперегрузочном кресле, ощущая на себе вес по меньшей мере пяти людей такого же телосложения, и этого ему вполне хватило, даже более чем.
Правда, за эти восемь дней изредка случались короткие перерывы. Иначе было просто невозможно одолеть повышенную силу тяжести — для приема пищи, например. В условиях пяти «джи» всякие отправления человеческого организма были небезопасны. Попить нормально и то было невозможно.
Молодой человек, прикинул Грейсон, может, в конце концов, справиться с этим. Может привыкнуть, но если, не дай бог, он свалится откуда-нибудь, то перелом обеспечен. Хорошо, если отделается только сломанной конечностью или ребрами. А если повредит позвоночник? Для сорокашестилетнего мужчины подобное путешествие смерти подобно — сразу обостряется всякая хворь, в организме начинает происходить черт знает что. Даже 1, 34 «же» на Гесперидах он переносил с трудом — хотя пытался этаким бодрячком ходить в туалет или есть что-либо твердое. Жареный бифштекс, например. Здесь же, на «Европе», все это приходилось проделывать в редкие минуты отдыха, а питаться одной манной кашей и соками.
Скоро кое-как освоился — занялся аутотренингом. Хотя кого здесь надо убеждать? Подобное ускорение — необходимость, а не блажь. Он и бороду не брил, теперь вон какая лопата выросла. Грейсон помассировал кожу вокруг глаз. Нос заложен, отек, в конечностях покалывает от застоя крови, внутренности ноют.
Наконец и Дюпре ожил, принялся безуспешно нащупывать пряжки пристегивающих ремней.
— Никак не ожидал… — едва шевеля языком, выговорил он. Неожиданно его лицо скривилось от боли, он громко застонал, замер, больше не пытался ни говорить, ни вертеть головой.
Грейсон,
Полковник ловко расстегнул пряжки ремней, скинул сбрую и легко всплыл под потолок.
Раздался стук, и в каюту заглянул сержант из корабельной команды.
— В помощи не нуждаетесь, полковник? — спросил он и, пользуясь натянутыми тросами, ловко вплыл в достаточно просторное помещение. Он тоже был небрит, лицо у него затекло, а нос стал сизым, словно парню крепко досталось в кулачной драке. Черные глаза тем не менее смотрели весело.
Грейсон тоже не удержался от улыбки.
— Мне — нет, — ответил он, потом кивнул в сторону Дюпре, — а вот майору худо.
— Придется дать ему что-нибудь, чтобы очистить желудок. — В этот момент сержант увидел густую блевотину и сморщился. — Чудовище! Что ты здесь натворил?..
— Я бы не стал осуждать его после восьми дней с почти постоянным пятикратным ускорением.
Полет действительно оказался зверски изматывающим. Грейсон такое состояние сравнивал с ощущениями, которые мог бы испытать, попади он в лапы боевого робота и тот попытался бы скатать из него снежок. За все эти дни он так ни разу и не выспался. Сон спускался изредка, к тому же тащил за собой кошмары… Каждое утро он ощущал себя вконец разбитым.
Пришлось воспользоваться снотворным, но это тоже было не в радость. Спал урывками, часто просыпался, хотя кошмары больше не мучили. В ушах стоял нескончаемый звон, пульс скакал, как у инфарктника. Все члены экипажа, которым часто приходилось бывать в таких переделках — мало ли какая блажь придет начальству в голову! — заранее запасались необходимыми лекарственными препаратами. Дозировку они определяли опытным путем — прежде всего снижали давление, затем использовали сердечные стимуляторы, старались в любом случае работать физически, чтобы помочь сердцу гонять кровь, однако все эти меры не могли полностью снять тяжесть больших перегрузок.
Они помогали и Грейсону, а вот Дюпре — ни-ни! Возможно, поэтому он чувствовал себя получше майора. Единственной частью тела, которая не причиняла Карлайлу ни малейшего беспокойства, была его искусственная рука.
— Я собираюсь на главную палубу, майор, — обратился он к Дюпре. — Пойдемте со мной.
Дюпре глянул на него с тоской, страхом и ненавистью. Полковнику на мгновение стало жаль этого подобного скорпиону человека, который на собственной шкуре испытал то, что довелось пережить Карлайлу во время лечения. Но только на мгновение!.. Следом пришло холодное удовлетворение. Глаза у Дюпре стали похожи на две бездонные черные дыры — он вмиг все понял, но даже предчувствие скорой гибели не смогло поднять его с противоперегрузочного кресла. Капли рвоты застыли на губах и щеке, он открыл было рот, чтобы выговорить хоть что-нибудь, но ничего, ни единого звука не вырвалось оттуда.