Операция "Фауст"
Шрифт:
Мы выпили еще по одной, и внутренняя струна, натянувшаяся, когда мы стояли у почтового ящика Лагиных, немного ослабла.
Моисеев пошел промывать и сушить пленку, а я подошел к окну — я люблю смотреть на вечернюю летнюю Москву и слушать уличный шум. На моей Фрунзенской набережной вечером тихо, видны только огни Центрального парка имени Горького, но шума не слышно. Кажется, что Москва-река поглощает все звуки. А здесь центр, и до самой ночи не прекращается движение. Но сейчас я думал не об этом. Я ждал. Я
Припадая на раненую ногу, Моисеев вошел в комнату:
— Пойдемте, Александр Борисович, кажется, что-то есть...
Теперь в чуланчике на ветхом столике стоял микроскоп, под объективом которого была протянута фотопленка.
— Только осторожно, Александр Борисович, она еще не совсем высохла. Да вы не бойтесь, сядьте на стул и смотрите вот сюда.
Я заглянул в микроскоп и ровным счетом ничего не увидел. Вернее, я увидел расплывчатое желтое пятно с крупными бурыми точками. Я растерянно посмотрел на Моисеева.
— Да вы сядьте поудобнее и смотрите прямо в окуляр! — повторил мне криминалист.
Я переместился вместе с шатким стулом вплотную к столику и по указанию Моисеева покрутил винт микроскопа. И тогда из бурых точек явственно сложилось: «а/я». Я услышал, как громко застучало мое сердце. Почтовый ящик. Воинская часть. Афганистан. А может, нет? Просто кто-то работает на закрытом предприятии, ну там, где-нибудь в Караганде? А может, это просто запоздалое письмо от родителей из геолого - разведочной экспедиции.
Моисеев вывел меня из оцепенения, осторожно передвинул следующий кадр. Как ни старался, я не мог составить из точек второго кадра даже намека на какую-нибудь цифру или букву.
— Кадры идут в логическом порядке, Саша. Сначала то, что уцелело от конверта, потом вложенный в него листок.
«Ну да, конверт, листок, — подумал я,— пепел, вложенный в пепел...»
Кадр за кадром, миллиметр за миллиметром, часа полтора мы бились над микроскопом. Я записывал то, что удавалось разобрать. «... 22... К. Лаг... п/я.„». Это было все, что осталось от конверта.
Дальше шло само письмо:
авств е дор лекая К Пишет Ва рищ
ужка сея Ду с уже конечн ла трагич
чка Леха погиб лняя интер олг
в Афг Полу ечно посмер дочку Ге
Глаза у меня начали слезиться, и я перестал разбирать что-либо. И волновался черт знает как. Мне надо было сделать перерыв.
— Пойдемте, Семен Семенович, дернем еще по маленькой, а?
Моисеев разлил водку:
— Ну, дорогой вы мой, давайте — за успех без надежного дела!
Я жевал соленый огурец, а в голове вертелись возможные комбинации
— Да вы давайте вслух, Александр Борисович! Я, может, тоже на что сгожусь!
— Только не прибедняйтесь, Семен Семенович, я перед вами необразованная мышь.
— Ну вот, старая крыса и поможет.
— «Здравствуйте, дорогая и далекая Ким! — начал я. — Пишет Вам товарищ вашего дружка Алексея Дубова». Дальше там о трагическом событии, вероятно, поскольку есть слово «трагич».
—Я думаю — «До вас уже, конечно, дошла (или долетела, но скорее — дошла, мало букв) трагическая весточка, что Леха погиб...»
—«...исполняя интернациональный долг в Афганистане»!
— Ну вот, что-то уже есть, Александр Борисович. Дальше, ей-богу, не знаю — про какую-то дочку... Да нет, не дочку — звездочку!
— Звездочку Героя?! «Получил, конечно, посмертно, звездочку Героя». А мы не сочиняем, Семен Семенович? Идем посмотрим, что дальше.
И снова миллиметр за миллиметром, буква за буквой....
Но огибле пулидушма своих к.
Он мне ск что послал вам менты о
нехор лахв Афган олдатам вки,
чтобы А Лех и он заспорил
с ндиром. Ле что у него в
Мое шая знакомая и ся на юри
асск куда следует Дорогая К врань
еха закр дью командира от пули. Они
жами. И ома еза уга.
ают прив азы
И в следующую секунду я чуть не опрокинул на пол микроскоп, потому что совершенно отчетливо различил слово... «Фауст». Я не поверил своим глазам, подумал, что начинаются алкогольные галлюцинации. Я потянул пленку назад:
леке ФАУСТ, то есть производят го преет ние.
Дорогая Ким! Сохр хины докум
вам еще напишу вскорости и даже прие тожит ьтво.
Надо ументы отд ысшие орга
ста и К С. таюсь незнак
уг А.Мо ов
— Вот теперь шарада. Ребус. — Моисеев беспомощно взъерошил волосы.
— Почему ребус? «Но погиб Леха от пули душмана...»
—Не думаю, Александр Борисович. Между «Лехой» и «пулей» не две буквы, а больше. Скорее —-«Но погиб Леха не от пули душманов, а от своих...» Совсем коротенькое слово!
— ...А от своих рук! Семен Семенович! — взмолился я. — Подождите минутку. Вернее, запишите все, что вам удается разобрать.
Я вышел в коридор, закурил и сел на допотопный сундук. Что за Фауст свалился на мою голову? И не много ли Фаустов для одной недели? Или это один и тот же — тот, кто взрывал метро, и вот этот — в письме из Афганистана? Я стряхиваю пепел прямо на пол, сидеть на покатой поверхности было неудобно, а крики футбольных болельщиков за дверью не давали сосредоточиться. Я ждал, что Моисеев позовет меня, но, когда я достал третью сигарету, начал в этом сомневаться. Я открыл дверь чуланчика: Семен Семенович положив седую голову на столик, мирно посапывал.