Операция "Фауст"
Шрифт:
— Завтра все равно повторный осмотр при дневном свете будем производить. Если останетесь ночевать, то прошу ко мне, у меня мезонин пустой и как раз три кровати.
Часам к трем утра следственно-оперативная группа начала складывать свои пожитки.
— Слава, — обратился я к Грязнову — ты поезжай домой, если хочешь. Я завтра поездом доберусь. Мне тут нужно кое-что проверить. Хорошо?
— Никак нет, ваше благородие. Ничего хорошего. Вас одних оставь, так ведь умыкнут, поди. Я слышал, следователь чердачок предлагает для ночлега, да и водитель наш подустал.
— Я-то ничего, Вячеслав Иванович, я
Ребятишек-близнецов и пенсионера с фамилией Варава взял на себя Грязнов. Я же в общежитии Рязанского высшего воздушно-десантного училища беседовал с соседом Альберта Морозова по комнате. Я задавал ему одни и те же вопросы по нескольку раз, и он терпеливо на них отвечал. Потом мы вместе с ним осматривали тумбочку и шкаф, перетряхивали постель. Затем я снова задавал вопросы начальнику курсам телефонистке на телефонной станции,преподавателям, начальнику училища и его замполиту и опять соседу Морозова. И слушал ответы до тех пор, пока не вернулся Грязнов, и мы уже вместе с ним заезжали на автобусную станцию, в магазин и в клуб, и по дороге в Москву повторяли всё заданные нами вопросы и полученные ответы, и старались нарисовать себе картину беды, случившейся с курсантом Морозовым...
Около часу дня 18 июня, во вторник, Морозова вызвали к телефону. Звонила женщина, голос молодой, судя по выговору — московский. Откуда звонили — сказать трудно, телефонная связь со многими городами, в том числе с Москвой, автоматическая. Начальник курса ответил, что курсант Морозов на занятиях, но женщина настаивала, чтобы его пригласили к телефону, сказала, что дело очень важное. Морозова вызвали с урока по электротехнике, он был очень взволнован этим звонком и сразу же обратился к начальнику курса с просьбой разрешить увольнение в город, сказал, что ему необходимо встретиться в пять часов с одним человеком, что это дело не только личное, но он сейчас не может ничего рассказать. Морозов хотя и прибыл в училище недавно, был уже на хорошем счету, да и характеристики из Афганистана у него прекрасные, и отзывы других курсантов положительные. Начальник курса пошел ему навстречу и разрешил внеочередное увольнение.
Соседу по комнате Морозов сказал, что к нему в пять часов приедет девушка из Москвы и что она — подруга его погибшего друга. Без двадцати пять он ушел, а приблизительно в половине шестого вернулся, очень расстроенный, искал какие-то бумаги. На вопрос — «что-нибудь случилось?» — махнул рукой и продолжал поиски. Потом сказал, что та девушка не приехала, но ему надо найти одно письмо, а он куда-то его задевал, а там был один очень важный телефон. Около шести часов он ушел, и больше они не виделись.
Пенсионер Варава подтвердил свои показания, что как будто бы Морозов стоял на автобусной остановке в семь часов с минутами, как раз возле дома, где этот Варава проживает, с девицей в яркой зеленой косынке и темных очках и брюках. Лица ее он не разглядел, но здоровенная вроде девка. У него в руках была газета, в которую была завернута бутылка, а у девицы — белая сумочка и два пакета.
Продавщица магазина сельпо, расположенного около автобусной остановки, подобострастно доложила, что молодой человек в синем в полосочку костюме купил у нее во вторник, восемнадцатого, бутылку кагора,
Водитель автобуса по маршруту номер шесть припомнил, что пара—парень лет двадцати трех в темном пиджаке и девица в зеленой косынке и в темных очках— просила остановить автобус на остановке «по требованию» возле поселкового клуба. Это в десяти километрах от Рязани (и в двухстах метрах от того места, где был найден труп).
Работники клуба парня в синем пиджаке и девушку в зеленой косынке не приметили, зато видели двоих ребят в черных куртках возле машины «Москвич» красного цвета с московским номером, не то МОГ, не то МОЕ.
Близнецы видели «чужую тетю» в зеленой косынке и в темных очках в половине пятого недалеко от клуба. Она вышла из красного «Москвича» и с нею были два «дяденьки», в руках у них были мотоциклетные «куртки».
— Убрали все-таки суки парнишку, — сказал Грязнов после долгого молчания. — Значит, твой Халимов был не в курсе. Эти «афганские братья» знали, что Морозову известно о Дубове и... ФАУСте.
— Тогда почему они не убрали его сразу, Слава? Ведь сам Ивонин был одним из тех, кто подписал ему направление в училище. Следовательно, он его не подозревал...
— Да, Сашок, судьба наша копейка. Жил себе парень в таежной деревне, родители дали ему заграничное имя—он у них, мол, особенный будет, и вот тебе...
Грязнов продолжал невесело философствовать, а я сопоставлял факты.
В понедельник, семнадцатого июня, мы с Моисеевым открыли почтовый ящик Лагиных. До ночи мы сидели в его квартире, а утром Меркулов дал мне читать газеты, и перед тем как ехать в военную прокуратуру, я дал секретарше Меркулова Клавдии напечатать поручение Грязнову.
— Слава, ты можешь вспомнить, когда ты получил от меня задание найти Халилова, Смирнова и Морозова? Я имею в виду — точное время.
— Пакет пришел с нарочным сразу после обеда, часа в два с минутами. На плохую память пока не жалуюсь, гражданин начальник. Засургученный пакет с грифом «Совершенно секретно», все честь по чести.
Звонили Морозову около часу дня, еще до того, как Грязнову стали известны имена разыскиваемых.
— Только почему ты говоришь—«от меня»? Поручение в порядке статьи 127 УПК было подписано Гречанником.
Гречанником! Ну да, мы с Меркуловым спешили, и он сказал — пусть Клава перепечатает черновик и даст это поручение подписать Гречаннику... Гречанник ведет дело о взрыве в метро вместе с КГБ, они там химичат с доказательствами, агент ГРУ Сержик у них на подхвате, а спецназ подчинен ГРУ. Я был уверен — почти уверен — это Гречанник!
У Жозефа Гречанника было озабоченное лицо — он разговаривал по телефону. Я наблюдал игру его пухлых губ, надбровных дуг, совершенно не вникая в смысл его слов. По-моему, он пробовал достать какое-то лекарство. Во всяком случае, это звучало как лекарство. Наконец он положил трубку и начал мне объяснять, что появилось изумительное средство производства ГДР, но его абсолютно (в слове «абсолютно» среднее «О» было чересчур круглым) нельзя достать, а оно великолепно и для ночного и для дневного употребления, и запах бесподобный...