Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Чаянов обвел взором членов совета, не дождался ответа и продолжал:
— А это означает, что по крайней мере впятеро больше людей проникает к нам. Это значит, что существует очевидная корреляция между населением Земли в целом и нашим населением. Но я скажу больше. Мои подсчеты новых поступлений в наш мир доказывают, что прибавления в нашем семействе увеличились не в пять, а в десять раз. Потому что там, наверху, неуверенность в завтрашнем дне, страх перед концом света все растут… За сто лет в десять раз!
Чаянов ненадолго умолк, давая возможность
Первым опомнился Грацкий.
— Мои данные этого не подтверждают, — сообщил он. — Я провожу призыв в армию, и он не дает значительного увеличения.
— А кто в твою армию желает? — спросила Лариса, — Я подозреваю, что о ней за пределами Невского никто и не слышал.
— А наш парад в день Октябрьской революции? — спросил Грацкий. — А наш оркестр духовых инструментов? Я попросил бы вас не клеветать. Армия — это самое святое в отечестве.
— Люди возникают не только в Москве и Питере, — сказал Чаянов. — Они появляются и в лесных деревнях, и за Уральским хребтом. Главное, происходит так называемый демографический взрыв. А он ведет к изменению обстановки в нашем мире. Разрешите перейти к примерам?
— Давай, — сказал Берия. Он был недоволен тем, как уверенно Чаянов ведет заседание Политбюро. Слово «Политбюро» Берия давно относил к совету. Но вслух не произносил.
— Я ограничусь несколькими примерами, а вы уж решайте, опасны они или нет. Пример первый: несколько лет назад, уже на памяти всех здесь присутствующих, существовала так называемая Империя Киевского вокзала в Москве.
Присутствующие наклонили головы, все о ней знали.
— Одно из мелких образований, таких здесь десятки, — сказал Чаянов.
Все вновь согласились.
— Там был император.
— Ах, не надо меня смешить, — отмахнулась полной рукой Лариса.
— Люди предпочитают жить по привычным формулам. Чем существовать каждому как придется, в одиночку, они объединяются. Как капли жира. И вот у них есть император, жестокий тиран или вялый барин. Главное, что кто-то их угнетает.
Чаянов скорчил смешную гримасу — оттопырил нижнюю губу, закатил глаза — получилось тупое, покорное судьбе создание.
— Ваша любовь к крестьянству потешна, — сказал Грацкий. — В глубине души вы его презираете.
— Зачем же лезть в глубину моей души? Ищите ближе к поверхности.
— Мы ждем, — строго напомнил Лаврентий Павлович. — Мы собирались по серьезному делу.
— Берия, как всегда, прав. Недаром он стал знаменитым палачом, — сказала Лариса.
— Скажи спасибо, что ты до меня не дожила, — ответил Берия. — Я гарантирую тебе неземное наслаждение и мучительную смерть.
— Я продолжаю, — сказал Чаянов. — Или мы будем шутить, господа?
Чаянов знал, как неприятно Лаврентию Павловичу слышать это слово: «господин». Потому любил употреблять его. Чаянов пришел сюда в тридцатом году, подобно Гуревичу, вырвавшись из мира пыток и смерти, который олицетворял для него Берия. Здесь трудно убить человека, люди становятся почти неуязвимыми. Иначе Чаянов придумал бы смерть
— Этот идиот…
— Павел Первый, — подсказал Клюкин. — Я к нему съездить собирался. Любопытно.
— Павел даже устроил аутодафе, — сказал Чаянов. — Порой жег непокорных.
— Или неверных любовниц, — сказала Лариса.
— Вот с любовницами и возникла проблема, — продолжал Чаянов, — именно с ними. Каким-то образом этот император наладил связь с Верхним миром.
— Мы же расследовали, — сказал Берия, — допрашивали людей. У него был слабоумный медиум. Преемник. Он чувствовал, где и когда в перемычке образуется отверстие. Этого медиума потом убили.
— Это было потом, — сказал Чаянов. — Но самое удивительное, что император наладил регулярный обмен с тем миром. Получал оттуда бананы и девочек. Так по крайней мере нам потом рассказали. Даже притащил оттуда какого-то певца, страшно богатого, но больного, чтобы он поджидал в нашем подвале, пока отыщут лекарство от его болезни.
— Какая-то чепуха, — сказал Грацкий. — Я гарантирую. Как ты можешь дождаться, если не можешь вернуться?
— А кто-то не хотел в это верить, — ответил Берия.
— Все это кончилось бунтом, войной, возмущением, гибелью императора. Мы посылали наших людей, они не вернулись.
— А где была та дыра? — спросила Лариса. — Где было это отверстие? Ведь они должны были пользоваться им регулярно.
— Правильный вопрос, — сказал Чаянов. — Точный вопрос. Ответа на него нет. А вот император погиб, но погибли и наши люди, которые старались следить за ним, хотя не погибли, очевидно, те агенты из Верхнего мира, которые проникли в Империю Киевского вокзала.
— И где они? — спросил Берия. Это был не вопрос, а продолжение спора. Чаянов был убежден, что некие молодые люди — даже их имена ему якобы были известны: Егор и Людмила — пришли из Верхнего мира не с помощью новогоднего желания, а через отверстие в перемычке. Понимаете разницу?
— Живыми на небо берут лишь праведников, — заметил Никифор.
— Именно они попали живыми в наше Чистилище, — сказал Чаянов.
— И вымерли вместе с нами, — заметила Лариса. — Стали тенями.
— Такова история первого прямого контакта, о котором нам известно, — продолжил Чаянов. — И учтите, мы не знаем, сколько всего людей переходили границу между нашими мирами. И сколько из них остались тут.
— И сколько мерзости и грязи приходит к нам из греховной каши, — добавил Никифор. — Прости меня, грешного.
— Мерзость и грязь, — согласился Победоносцев.
Берия смотрел, как волны накатывают на песок. Такого быть не могло. Они прожили здесь долго, они понимали, что им некуда деваться, и потому взяли на себя ответственность править этой пустынной страной. Но она погибала.
— Она погибает на глазах, — сказал Берия вслух.
— Что ты несешь? — спросил Клюкин.
— Ветер, — сказал Берия. — Здесь не может быть ветра.