Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
— Что же получается? — спросил Ким.
— Ничего. Нас обманули, — сказал я. — Нам повесили лапшу на уши.
— Я же здесь жил!
— Тебе внушили, что ты здесь жил.
— Зачем?
— А вот это нам с тобой предстоит выяснить. И только поняв, после этого мы с тобой сможем вернуться домой.
— В какой дом?
— В тот самый, который ты оставил в Меховске.
— В Меховске?
Блокада в его памяти существовала. Но на пути к ее разрушению был сделан первый шаг.
Я посмотрел по сторонам. Стену, которая чуть закруглялась в обе стороны, отделяла
Тем более что я увидел множество тонких рубчатых линий, тянущихся вдоль стены, — следы велосипедов, которые время от времени проезжают по границе Вселенной.
— Ким, — сказал я. — Давай отложим поиски твоего родного очага на следующий раз. Не стоит нам встречаться с велосипедистами.
— Но мы же не дезертиры!
— Мы подозреваемся в дезертирстве. Но теперь я убежден, что наше преступление куда серьезней. И одной виселицей не отделаться.
— Седой, кончай шутить!
— Я не шучу. Нигде не любят тех мальчиков, которые подглядывают в спальню родителей и могут догадаться, как делают детей. Мы же с тобой дошли до конца этого мира и можем догадаться, если захотим, что его не существует.
Ким думал недолго. К счастью, недолго, иначе мне пришлось бы уйти отсюда одному — я не хотел оказаться в руках правоохранительных органов. Полковник дядя Миша мне бы этого не простил.
— Хорошо, — сказал Ким. — Пошли обратно. Мне тоже подумать не мешает.
Обратный путь мы провели в молчании — каждому было о чем подумать. Когда мы вернулись в расположение нашей роты, нас ждал еще один неприятный сюрприз.
Комроты Коршун со своим верным Мордвином сидели на моей койке и ждали нас.
— Вернулись, — вздохнул Коршун с заметным облегчением.
— А ты чего боялся? — спросил Ким. Он был мрачен, агрессивен и напуган.
— Я боялся, что попадетесь, — сказал Коршун. — А скоро боевое время начинается. У меня больше командиров во взводах нет. А вы, хоть и молокососы, все же с опытом.
— Мы недалеко ходили, — сказал Ким. — Мы в город ходили.
— Зачем? — спросил Коршун.
Мне показалось, что за час, пока я его не видел, он еще более осунулся, смуглая кожа еще туже обтягивала скулы.
— Ким хотел со своими родными повидаться, — честно признался я.
— Ты что, жить раздумал? — повернулся взбешенный Коршун к Киму.
Я втиснулся между Коршуном и Кимом. Я был лучше готов к тому, чтобы спокойно выдержать натиск.
— Мы ничего плохого не имели в виду, — сказал я. — Мы сходили в город, поглядели, какую родину мы защищаем. Навестили, посидели, выпили чаю — и обратно!
— Врешь! — Коршун оттолкнул меня и обернулся к Киму: — Он врет, а ты что придумаешь?
— А с чего ты решил, что Седой врет? — удивленно спросил Ким.
Ах ты, молодец! Вот не ожидал от него такой прыти.
— Потому что… потому что категорически запрещено покидать передовые
— Погоди, погоди! — остановил я командира роты. — Ты притворяешься, а мы хотим говорить откровенно. Мы отлично знаем, что сейчас еще не боевое время, ты сам так сказал, и песок в часах еще не высыпался вниз. Мы младшие командиры и имеем полное право произвести рекогносцировку, потому что мы на фронте первый день и должны понять — где что. Где тыл, а где враг.
— И никто не запрещал мне повидаться с моей мамой, — сказал Ким.
Пыл Коршуна пропал. Вдруг он махнул рукой.
— Попались бы в лапы службе безопасности — и кончили бы дни на виселице. Кто бы там стал разбираться?
— А почему нужно вылавливать?
Он не дал мне договорить:
— Потому что дезертир на дезертире! Все бегут.
— Какие дезертиры? Куда бегут? — вмешался в разговор Ким. — Ты знаешь, что там, сзади?
— Конечно, знаю! Наш дорогой город, — ответил Коршун, и я подумал — может, и не притворяется? Ведь не будь меня, Ким, верней всего, попал бы к велосипедистам, и они бы его живым не выпустили. Нашему здешнему начальству нельзя допускать сомнения. Если мы защищаем родину — мы сражаемся отчаянно. Если речь идет о каких-то декорациях, то солдаты могут поднять оружие против хозяев. Никто не хочет быть смертником впустую.
— Ты в самом деле так думаешь? — спросил Ким, нахмурившись.
— Не надо допросов, — вмешался я. — Пусть каждый думает как хочет. Ты пришел сюда, потому что беспокоился, куда мы делись?
— Нет, — сказал Коршун. — Я пришел по делу. Ваше путешествие обсудим потом. Мне сообщили, что противник может начать вылазку еще до начала боевого времени.
— Так ты же говорил, что это невозможно!
— Это для нас, цивилизованных людей, невозможно. А для них, ублюдков, все возможно. Это будет, как мне сообщили из штаба полка, не общее наступление, а несколько вылазок с целью достать пленных.
— А зачем им пленные? — спросил я.
— Как зачем? — сказал Мордвин. — Ясное дело — жрут они наших. Жарят на костре и жрут.
— Ладно, брось, — сказал Ким. — Тоже мне, Жюль Верн нашелся.
— А ты попадись им, попадись, тогда увидишь.
— Изнутри кастрюли, — дополнил своего заместителя Коршун.
— Что же мы должны делать? — спросил Ким.
— Расставь наблюдателей, чтобы ублюдки не подобрались к нам незамеченными. Предупреди солдат.
— А если заметим лазутчиков?
— Тогда ваша задача — отразить вылазку и на их плечах постараться ворваться на позицию врага.
— И это далеко?
— Ты карту помнишь?
— Помню.
— Нам надо попасть туда, где были наши собственные позиции в прошлое боевое время.
— Ты недоговариваешь, Коршун, — сказал я.
Коршун смотрел в землю. Он думал, согласиться ли со мной. Согласился:
— В прошлое боевое время они захватили наш лазарет. Некоторые, возможно, живы, санитарки, сестры. Они с ними ужасно что делают. Говорить не хочется. Я думал, а вдруг ты кого-нибудь видел?