Операция «Гадюка»
Шрифт:
Была у него приятельница, некая Чумазилла, даже приглашала доктора на концерт. Почему-то тогда они не сдружились – доктор как раз начинал свои исследования и не хотел новых связей, людей, разговоров, а уж тем более концертов – неестественных здесь, на кладбище.
Они как-то раз гуляли с этой странной женщиной, он ее провожал на канал Грибоедова, и она рассуждала о мертвых и живых домах. И даже уговорила его сменить жилье – переселиться в живой дом.
А он как раз перебрался в подвал Смольного, о чем не стал рассказывать Чумазилле. Стыдно было признаться, что он работает
– Гоглидзе, – сказал доктор, – я хочу пройтись немного.
– Ты? – удивился ассистент.
– Мне надоело дышать нашей химией.
– Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа, – сказал Гоглидзе. – И дядя Лаврентий не должен ничего знать?
– Я не намерен делать ничего тайного...
– Я тоже думаю, что в ближайший час-два он сюда не зайдет.
– Странное чувство, – сказал доктор, – будто на старости лет я убегаю на тайное свидание.
Доктор не спеша поднялся на первый этаж, вышел на прямую дорожку, что вела от здания к воротам.
Дорога была пустой, если не считать медленно идущего настречу велосипедиста и охранника у ворот.
Доктор обернулся. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ним из окна Смольного. Но он ошибся. В серых, чуть отсвечивающих жемчужной серостью облаков окнах никого не было.
Однако на всякий случай доктор пошел медленно, изображая пожилого джентльмена, которому прописан ежедневный моцион.
Глава 8
Доктор Фрейд
Туфли шлепали, даже чмокали по влажной после недавнего дождика мостовой. Это были домашние туфли, без задника, растоптанные, удобные, но совершенно неприспособленные, чтобы ходить в них по мостовой.
Идти долго, жаль, что трамваев нет.
Надо дойти до Московского вокзала, оттуда по Невскому, до Гостиного двора. Удивительно, но Гостиный двор пропал – будто его и не было. На его месте большой пустырь, бывшая помойка.
Доктору повезло. Он шел в отчаянии, думая, что Берия наверняка заметит его отлучку в такой ответственный момент, когда надо гнать работу над вакциной.
И тут он увидел рикшу.
Это был легендарный человек, единственный чудак в своем роде. Он сделал тележку из велосипеда и инвалидной коляски. Кресло спереди, а сзади руль, и педали, и сиденье. Видно, он был чудаком и до того, как попал сюда. У него была длинная седая борода и длинные волосы. Говорили, что он – бывший чемпион по шоссейным гонкам и ему так скучно без велосипеда. Но идти в полицейские ему не хотелось. Он придумал извоз.
Платы за проезд он не брал. Говорил, что закаляется.
Может быть, и закалялся.
Доктор раньше не видел его, но слышал о нем от других.
– Эй, прокачу! – крикнул рикша.
Доктор не сразу сообразил, что это относится к нему. Потом обрадовался. Рикша ждал его на маленькой прибрежной площади перед Александровской лаврой. Как-то доктор заходил туда и удивился тому, что исчезли некоторые надгробия, может быть, их и не было.
У рикши был куда более живой цвет лица, доктор подумал, что надо будет уговорить его, чтобы согласился пройти исследование в Смольном.
Кровь
Рикша был в накидке, в пелерине, что носили до революции студенты и гимназистки – когда-то доктор видел такие в кино. Седые в желтизну космы падали на плечи и на спину, борода была кривая, хотелось сказать: ну подровняй ты ее, в конце концов!
– Садись, устраивайся, – сказал рикша. – Отвезу. Таксу знаешь?
– Нет, не знаю, – сказал Леонид Моисеевич, хлопая себя по бокам, словно под халатом и брюками был кошелек с деньгами.
– Правдивая история из жизни, – сказал рикша. – Пока я еду, рассказывай. Согласен?
– Разумеется, конечно... вы не представились, и я не знаю вашего имени-отчества.
– Рикша. У меня нет имени, и я его не желаю. А ты – доктор. А может, парикмахер?
– Доктор.
– Где же твоя больница?
– В Смольном, – сказал Леонид Моисеевич.
– Ты хочешь сказать, что служишь тому пауку в шляпе?
– Ничего подобного! – Леонид Моисеевич, всегда ожидавший такого вопроса и заранее оскорбленный, поднял острый подбородок. – Я работаю для людей и ради людей.
– А я не спорю с тобой, – сказал рикша. – Садись, в ногах правды нет. Куда поедем?
– На канал Грибоедова, – ответил Леонид Моисеевич. – Вы знаете, где он находится?
– А точнее?
– Точнее, мне надо на Подьяческую. На угол Большой Подьяческой и канала.
– Все ясно, – сказал рикша.
Он нажал на педали, и тележка поехала довольно быстро – только бегом можно угнаться.
Ветер бил доктору в лицо – он давно не испытывал такого ощущения.
– Был дождь, – сказал доктор.
– Еще какой по нашим меркам! – откликнулся рикша. – Я такого не припомню, хоть живу здесь лет сорок, а может, пятьдесят.
– А я раньше жил в Москве. Там тоже дождей не бывает.
– А я бы сказал, что это тревожный знак, – сказал рикша. – Это значит, что дождь, который не мог зародиться здесь, где нет циркуляции воздуха, пришел оттуда, сверху, прорвался. Представь, какой должна быть отдушина? Но до этого были ветры. Ты чувствовал?
– Чувствовал, – сказал доктор.
И вдруг засмеялся.
– Ты чего?
– Представьте себе, – сказал доктор, улыбаясь, – мы с вами разговариваем о погоде. А это значит, что есть погода.
– Точно! – согласился рикша. – А мне и в голову не приходило.
– И это меня тревожит, – сказал доктор.
Ему трудно было беседовать с рикшей, потому что он сидел в кресле и смотрел перед собой, а голова рикши находилась сзади над его затылком. Голос рикши бил в затылок и был бестелесным.
– На наш век хватит, – сказал рикша. – Хотя умные люди говорили, что это от тех, кто к нам идет. Слишком их много стало за последнее время. Раньше, бывало, едешь-едешь по Невскому, от Московского вокзала до Зимнего, и ни одного человека не встретишь. А теперь – смотри! Ты уже привык? А я еще не привык. Не сегодня-завтра новые рикши потребуются. Ведь люди стали переезжать с места на место, транспорт нужен. Потом мы трамвай пустим.