Операция «Хамелеон»
Шрифт:
Но чем бы он ни увлекался, чем бы он ни занимался, Африка оставалась его единственным настоящим увлечением. Он мечтал о поездке в далекие жаркие страны, о поездке, в которой ему должны были бы пригодиться и английский язык, и бокс, и все, чему он учился в университете.
По-настоящему это началось, когда он познакомился в Музее этнографии с человеком, всю жизнь посвятившим Черному континенту, много ездившим в свое время по свету, а сейчас прикованным многочисленными болезнями к тихому кабинету при музее.
Ни с кем еще Петр не чувствовал себя так легко и свободно, как с этим своим новым знакомым.
Он-то и рассказал впервые Петру о падении султана Каруны и бравом лорде Дункане. Потом он подарил Петру редкую книгу — том писем самого Дункана, — и Петр забыл даже об автогонках.
Да, лорд Дункан был в Англии чуть ли не национальным героем. Еще бы! Когда в конце девятнадцатого века европейские державы, словно голодные хищники, набросились на Африку и со скандалами стали делить ее, лорд Дункан был именно тем человеком, который урвал для Англии львиную долю добычи.
Его прекрасно обученные и хорошо вооруженные отряды захватили в Западной Африке огромную территорию султаната Каруны, находившегося с Англией в договорных отношениях. Официальным предлогом для разрыва договора о дружбе и мире послужило убийство английского офицера и отказ султана Каруны выдать убийцу. Но участь султаната была решена еще раньше — когда на его северных границах появились отряды французских экспедиционных войск. И лорд Дункан, генерал-губернатор британских колониальных владений, граничащих с султаном с юга, не мог допустить, чтобы французы проглотили такую добычу. Английский офицер погиб весьма кстати.
Петр читал письма лорда Дункана и удивлялся, как откровенно они были сделаны «на публику» — лорд всеми силами старался создать себе романтический ореол и преуспел в этом.
И все же письма лорда Дункана волновали Петра. Это был рассказ о сложной жизни далеких народов, о хитрых интригах и жестоких сражениях, о неоткрытых землях и удивительных обычаях.
Старик умер, когда Петр был на пятом курсе. Родственников у него почти не было, и Петр, стоя на талом, утоптанном снегу у рыжего холмика свежей могилы, думал, что его старый друг так и не собрался в Северную Гвианию…
Через несколько месяцев Петр переехал в Москву и поступил в аспирантуру Института истории. Темой диссертации он выбрал колонизацию Северной Гвиании. Но и тогда он не предполагал, что когда-нибудь окажется здесь, в Гвиании!
— Вот ведь как оно получается! — подумал Петр и поймал себя на том, что сказал это вслух.
С той самой минуты, когда он поднимался по трапу самолета в аэропорту Шереметьево, смутное беспокойство не оставляло его. Впереди был чужой мир, в котором ему предстояло и жить, и работать. Что ждало его там? А теперь это беспокойство окрепло, усилилось. Вчерашний злосчастный инцидент отравлял все. И Петр не сомневался, что во время предстоящей встречи с послом ему придется выслушать по меньшей мере строгую нотацию.
В дверь постучали.
— Войдите!
Петр приподнялся на локте.
Дверь отворилась, и снова появилась возбужденная физиономия
— Один человек хочет вас видеть, — торопливо сообщил он.
— Меня? Но…
Петр удивленно пожал плечами: кто бы это еще мог быть? Неужели опять Глаголев?
Но, к удивлению Петра, в холле, кроме Роберта, сидящего в кресле, оказался лишь гвианиец, одетый в национальную одежду — просторный, длинный, ниже колен, балахон и широкие шаровары — короткие, стянутые на лодыжках. Все это было из грубой, вероятно домотканой, материи золотистого цвета, расшитой строгими зелеными узорами. Одежда дополнялась кожаными башмаками, вышитыми бисером, и шапочкой, похожей на ночной колпак, из той же золотистой материи.
Незнакомец был бородат, но борода не скрывала глубокого шрама на щеке.
— Это к вам, Питер, — Робер внимательно посмотрел на Петра. — Мистер Гоке Габойе, лидер союза «Авангард». Один из местных красных, тех, что вчера…
Он не договорил.
— Доброе утро, товарищ, — спокойно произнес Гоке и упруго, по-кошачьи, пошел навстречу Петру, на ходу откидывая на плечи широченные рукава своего балахона и освобождая руки, худые и длинные.
— Простите, что я так бесцеремонно ворвался к вам. Глаза гостя были острыми, он словно прицеливался. «Какое интересное лицо, — думал Петр, пожимая худую руку гостя. — Нервное, умное. А глаза… глаза, как у пантеры…»
— Вы спасли нашего товарища, — сказал Гоке. — Революционеры Гвиании в неоплатном долгу у вас.
Горящие, бешеные глаза смотрели прямо в лицо Петру.
— Если бы не вы, агенты империализма…
Австралиец откровенно усмехнулся и закинул ногу на ногу, словно подчеркивая, что он не имеет к происходящему абсолютно никакого отношения.
— …зверски расправились бы с нашим боевым товарищем. Революционеры Гвиании всегда будут вам благодарны за это. И сегодня, в этот день…
Голос гостя становился все более торжественным, и Петру стало не по себе. Слишком уж выспренни были слова и слишком театральны жесты. «А ведь он на самом деле не такой. Ведь он притворяется!» — неожиданно мелькнула мысль. И решение пришло сейчас же.
— Я опаздываю на встречу с послом, — решительно сказал Петр и спохватился: не грубо ли?
Но Гоке не растерялся.
— Простите, — неожиданно весело и добродушно улыбнулся он. — Это уже привычка — от частых выступлений на митингах. Короче говоря, я пришел, чтобы от имени семьи Коладе пригласить вас на прием, который устраивает Майкл Коладе, главный редактор газеты «Экспресс», брат Стива.
Он пошарил в кармане и вытащил оттуда два конверта из плотной белоснежной бумаги.
— Здесь все написано — и время, и адрес.
Он протянул один конверт Петру, другой Роберту.
ГЛАВА 7
Роберт привез Петра к советскому посольству без пяти минут девять.
— Встретимся на факультете. Ваш консул знает, где это, — сказал он, и «пежо» рванулся по узкой улочке, оставив Петра перед решетчатыми воротами, за которыми в глубине сада виднелся двухэтажный особняк.
Петр помедлил перед воротами. Справа от особняка, в тени деревьев манго, стояло несколько машин иностранных марок с красными номерами. Около них весело болтала группа африканцев в зеленой униформе и фуражках.