Операция 'Карантин'
Шрифт:
— Присаживайся к нам, перекусишь, — предложил Сеня, ставя на землю еще один раскладной стульчик.
Ребята предупредительно раздвинулись, освобождая у стола место еще одному человеку.
Алексей оторвался от бутылки, перевел дух.
— Нет, ребята, спасибо, — отрицательно покачал он головой. — Куда я за стол в таком виде? — Он показал ладони. — Первым делом хочу помыться, а затем перехватить на скорую руку и спать, спать… Ты договорился насчет ночлега? — сердито уставился он на Полынова.
— Ага, — кивнул Никита. — В Доме отдыха на водохранилище.
— Там и душ есть, — подсказал Санек.
— То, что надо! —
Глава двенадцатая
Загрузив в «жигули» два объемных пакета с продуктами и напитками, Никита сел на переднее сиденье, Алексей включил зажигание, и машина, привередливо зафырчав, тронулась с места. Ребята-торговцы, весьма довольные, что среди ночи им неожиданно «пофартило» со щедрыми покупателями, помахали на прощание руками.
Отъехав от рынка, Алексей протянул Никите руку и сказал:
— Ну, здравствуй, Николай Додик.
— Здравствуй, Павел Буркин. — Никита пожал его ладонь. — У тебя что, действительно поломка в пути была? На полчаса опоздал.
Алексей фыркнул, подражая двигателю «жигулей».
— Ты еще спроси, откуда на машине тюменские номера.
«Да уж, вопрос я задал, — поморщился Полынов. — Глупее не придумаешь».
— Не спрошу.
— Зато я тебя спрошу, — не поворачивая к Никите головы, сказал Алексей. — Что это с полчаса назад громыхнуло в Каменной степи?
Никита пожал плечами.
— Откуда мне знать? Учения…
Кажется, недоумение у него получилось вполне натуральным.
— Тогда почему от твоих рук за три версты пластидом несет? — спокойно спросил Алексей, по-прежнему не отрывая глаз от дороги. Так спокойно, будто ответ его вовсе не интересовал. Словно он спрашивал о политической ситуации где-то в Гондурасе или еще какой-нибудь Тмутаракани.
Никита чертыхнулся.
— Случай удобный представился, — раздраженно буркнул он. — Спецкоманда, которая вчера уничтожила наш самолет, прикатила на вездеходе в город свою «удачную» акцию обмыть. Ну, я и…
— Молодец… — сквозь зубы процедил Алексей. — Можно сказать, ты на нашей операции жирный крест поставил.
— Не я ее перечеркнул, — возразил Никита. — После взрыва самолета мне в Каменной степи в любом случае нельзя показываться.
— Это ты верно подметил. — Алексей бросил на Никиту быстрый взгляд и снова вперился в темноту за ветровым стеклом. Дорога на водохранилище была разбитой до невозможности и требовала постоянного внимания. — Я прибыл сюда, в основном, с целью твоей эвакуации. И, если бы не твои необдуманные действия, завтра бы уехали отсюда среди дня как «белые люди». А придется драпать рано поутру и, возможно, пробиваться с боем…
— Насчет боя, это ты, пожалуй… — попробовал возразить Полынов, но Алексей его оборвал.
— Не строй иллюзий! В штабе учений сидят матерые эфэсбэшники, и им определить, что взрыв вездехода есть не прискорбная случайность халатного обращения пьяной спецкоманды со взрывчаткой, а спланированный теракт, — раз плюнуть! Ну а вычислить в Каменке посторонних людей и того проще. Одна надежда, и то слабая, что расследование взрыва отложат до утра.
— Так в чем дело? — пожал плечами Никита. — Давай сейчас «рвать когти».
Усталость вдруг навалилась на него, и Полынову стало абсолютно все равно, каким образом они будут выбираться
— Если бы моей заботой был только ты, так бы и поступил! — отрубил Алексей, нервно закуривая сигарету. — Есть у нас здесь еще дела.
В неверном свете фар слева от дороги появилась высокая бетонная ограда, за которой на фоне звездного неба черным силуэтом возвышалось мрачное здание. Ни одно окно в здании не светилось, за оградой не горел ни один фонарь — в психбольнице экономили электричество. Когда бетонный забор закончился, дорога свернула налево, и они выехали на неширокую дамбу. Уровень воды в водохранилище сильно понизился, камыши вдоль дороги высохли, и водяное зеркало с трудом угадывалось по отраженным в глубокой чернильной яме звездам сквозь мельтешащий стробоскопическим эффектом сухостой. Сразу же за дамбой, теперь уже с правой стороны дороги, замелькал низенький редкий штакетник, некогда крашенный известкой, а теперь обветшалый, облезший, кое-где зияющий прорехами между бетонными столбиками. Проехав вдоль него метров двадцать, Алексей свернул в одну из таких прорех, с хрустом переехал остатки гнилого штакетника и заглушил двигатель у крыльца небольшого, явно на одну комнату, дощатого летнего домика.
— Посиди здесь, я за ключами схожу, — сказал Алексей и протянул Никите тюбик. — Заодно пальчики намажь, нечего нам отпечатки, где ни попадя, оставлять.
Дверца «жигулей» хлопнула, и Никита вдруг запоздало понял, что в Каменке его напарник не впервой. Положим, дорогу к водохранилищу можно изучить по карте, но знать, где именно в Доме отдыха можно остановиться посреди ночи и где искать сторожа, чтобы оплатить проживание и взять ключи, мог только человек, который тут уже бывал. Впрочем, ничего удивительного. Армейские учения в Каменной степи начались две недели назад, и спецотдел Дерезницкого вряд ли это время сидел, сложа руки, дожидаясь «компетентного специалиста» из Центральной Африки.
Полынов намазал руки пастой из тюбика, подождал, пока она застынет на коже тонкой пленкой, и вышел из машины. Его опять стало поташнивать, голова закружилась, он оперся о капот «жигулей», пару раз глубоко вдохнул и запрокинул лицо к небу.
На мгновение показалось, что он падает, но не на землю, а туда — в россыпь звезд. Летит, как в бездонный колодец, все убыстряясь, но ни одна звезда не приближается к нему ни на йоту. Так же, как и восемь тысяч лет назад, когда на Земле начали зарождаться зачатки человеческой цивилизации, равнодушно и холодно взирают они с небес на людскую суету и не замечают ее. Что такое восемь тысяч лет в жизни звезд? Один миг… Впрочем, для человеческой популяции тоже немного. Всего восемьсот поколений, восемьсот прямых предков стоит между ним, Полыновым, и тем, кто выдумал колесо, от изобретения которого и завертелась круговерть цивилизации. В одну девятиэтажку на восемь подъездов (точно такую, как в Гольяново, где Дерезницкий купил Полынову квартиру) поместились бы все его предки — как уж тут не подумать о смехотворности времени существования человечества, о его бренности и о тщетности хоть как-то проявить себя под неусыпным, но равнодушным взглядом небес…