Операция «Караван»
Шрифт:
Другой вопрос, что для выстрелов в спину нужно оружие. И не шокер какой-то, а пушка со стопроцентным останавливающим действием и, желательно, со стопроцентной убойностью. Но ее не спрячешь так запросто!
Оружие и стало второй деталью моей догадки. Я вспомнил крошечный пистолетик Альбиноса, выстрел из которого легко сносил голову здоровенному мужику. Пневматическая плевалка, снаряженная спрятанными в герметичную оболочку пулями из щелочного металла. Контакт с водой, а ее в теле полно, и тут же готово дело. Вооруженного таким стволом агента надо научить лишь попадать в голову с близкого расстояния. А поскольку пулек в пистолетике я насчитал штук сорок, калибр-то крошечный, то в случае промаха ошибку можно было исправить
Я понял, что все мы ходили по краю пропасти. И стоило нам найти личинки самим, Урман бы точно нас перебил. Гарантировано.
Получалось, что Форсайт, в общем-то, прав, и разведчики нужны перед основной высадкой. И не так уж безопасен Урман, как мне казалось. Выходило, что это я проморгал угрозу. И сам рисковал, и друзей едва не подставил. И чтобы не подставить еще и десантников, мне следовало с лейтенантом все же поговорить. Только не в том ключе, в котором собирался, а в прямо противоположном. Предупредить его о возможной опасности, пусть пока и чисто умозрительной, вычисленной, что называется, на острие логического пера.
Выслушав меня, Форсайт нахмурился. И понятно было, что не из-за внезапно осложнившейся обстановки, а от того, что я не рассказал об этом раньше. Разведчики-то уже внизу. Мне стало до ужаса неловко. Хотя, война есть война, на ней без неожиданностей не обойтись.
— Ладно, — произнес Форсайт после недолгой паузы. — Бойцы и не к такому должны быть готовы. Их двое, и они неплохо обучены. И знают базу.
Я видел, что он успокаивает сам себя. Но вот что странно, он ведь и до полученной от меня информации выглядел напряженно. Да и сам план операции, отправка разведчиков, прочие предосторожности, говорили о том, что какие-то трудности ожидались. И я решил напрямую спросить, какие.
Форсайт ответил не сразу. Он словно взвешивал в течение пары секунд, стоит ли говорить. Потом все же решился.
— Операция планировалась с учетом гипотетической возможности силового противодействия. — В этой фразе он взвесил каждое слово, прежде чем его произнести.
Я не понимал почему. Мы в одной команде, нам вместе придется погружаться на субмаринах. Наша информированность ему в любом случае на пользу. Хотя… Был один вариант, при котором делиться подробностями гипотетической возможности с нами не стоило. Только один. Если полученная нами информация никаким образом не могла помочь ни нам, ни всей команде.
Ну вот, допустим, узнали ученые, что к Земле приближается астероид, да такой, что от планеты мокрого места не оставит. И нет ни малейшей возможности предотвратить катастрофу. Надо в этом случае сообщать населению, объявлять тревогу, поднимать панику? Зачем? Чтобы отравить всем людям последние часы жизни? Глупо и жестоко. А так все кончится в один момент, никто даже испугаться не успеет.
И, если гипотетическая возможность, о которой говорил Форсайт, подразумевала обстоятельства непреодолимой силы, с которыми ни мы, ни бойцы не справятся в любом случае, даже если все будут владеть самой полной информацией о сути опасности, тогда да. Тогда незачем нас в эти тонкости посвящать. Зачем без всякого проку зарождать страх в наших душах? Скорее всего, именно так дело и обстояло, а разведчики выполняли скорее роль пробного шара, эдакого первобытного старика, которого соплеменники первым впускают в пещеру, чтобы узнать, есть там медведь, или нет. Если полетят куски мяса значит есть, а если старик выйдет и помашет остальным, значит все в порядке, и можно пещеру обживать. Я сообразил, что всплывший сигнальный буй будет означать только одно — разведчики выбрались из бассейна в доке и остались в живых. Все остальное было уже не столь важным. Точнее, никаких других опасностей на базе не предполагалось, кроме той, которая могла убить обоих разведчиков сразу после появления едоке. Именно поэтому Форсайт и нахмурился,
На самом деле из лейтенанта можно было и не вытягивать подробности. Не было в таком насилии над его личностью никакого смысла. Он не хотел попусту нас пугать, за что я ему был благодарен, так что и его напрягать мне тоже не хотелось. В этом не было необходимости, так как я сам понял, о какой гипотетической возможности он говорил. Вот только не уверен я был, сообразили Ольга с Алексом, пришли они к тем же выводам, или нет.
К счастью, была возможность сообщить им суть догадки так, чтобы Форсайт ничего не понял. Он ведь не знал нашего языка жестов. Но беда в том, что я пока сам не был точно уверен, надо ли им это знать.
С точки зрения лейтенанта, да и самого Крысолова, в таком знании не содержалось рационального зерна, так как гипотетическая опасность была неодолимой. Но это только на их взгляд. Только на их. Я же понимал, что нам удавалось проворачивать такие дела, от которых любой из находящихся в гравилете десантников банально бы наложил в штаны. Подумав немного, я решил довести до Алекса и Ольги свои соображения.
«Там могут быть сухопутные биотехи» — жестами показал я.
«Точно, мы не проверили арсеналы, — согласился Алекс. — Там были личинки торпед, значит могли быть и сухопутные твари в анабиозе».
«Десантники уже были на базе, — напомнил я. — Они точно знают, что твари там есть. Справимся?»
«А есть выбор? Без батиплана нам никак. За ним все равно придется спуститься. Справлялись в океане, справимся и тут. Тут их точно меньше».
Да, в океане биотехов было без меры, и какой бы ни была огневая мощь, они рано или поздно брали числом. А вот на подводной базе их бесконечно много не может быть. Их не может быть даже просто много. Скорее всего, погруженные в анабиоз твари нужны были только для поддержки при обороне базы на случай вторжения боевых пловцов противника, а может еще для взаимодействия с морской пехотой при переброске контингента базы на берег. Сколько на это нужно сухопутных чудовищ? Если таких, какие лютовали на острове, то не более двух десятков.
К тому же, вообще не факт, что Урману хватило духа вывести монстров из спячки. Даже если он умел обращаться с программатором. Слишком уж силен человеческий ужас перед биотехами. Если бывший муниципал смог его преодолеть, это говорило о многом, и многое объясняло. Безусловно, человек, способный пересечь береговую черту на гравилете, а затем углубиться на пару десятков километров в воздушное пространство над заселенной биотехами акваторией, чтобы спасти нас с Алексом, слеплен был из особого теста, не из того, какое замесили для лепки прочих обитателей побережья. И то, что я не придал этому должного значения в нужный момент, не делало чести прежде всего мне самому. И теперь пришло время расхлебывать последствия этой ошибки.
Еще я отметил про себя, насколько все-таки сильной фигурой оказался сам Альбинос. Ведь именно он разыграл эту партию так, что ни я, ни Алекс, ни Ольга, не заподозрили ничего ровным счетом. Ключом к этому, конечно, был наш арест. Окажись мы на базе, я бы проанализировал ситуацию, и у меня неизбежно возникли бы подозрения, которые потом, по своему обыкновению, я бы сто раз перепроверил.
Но нам не дали такой возможности, нас вынудили думать о сиюминутных проблемах, вплоть до самого побега. А потом, пройдя совместное заключение, мы уже на подсознательном уровне считали Урмана в доску своим. Это еще не означало, что Альбинос с инспектором заодно, ведь для прямого управления людьми не обязательно платить им зарплату. Порой достаточно ввести одну фигуру в круг интересов другой. И все, дело в шляпе.