Операция «КЛОНдайк»
Шрифт:
Федор хмыкнул:
– Красотища-то красотищей, однако, без накомарника тут не погуляешь… Озеро же вон рядом. Гнус так разукрасит, что мама родная после такой красоты не признает!
– Федор, я много лет провела среди этого самого гнуса, и ничего… – улыбнулась Есения.
Тот промолчал, зато в разговор вмешался Григорий Тарасович:
– Да нормально тут живется! Мазей разных хватает, чтобы комары не заедали, да и костерок можно запалить…
– Вот именно! – подтвердила Есения.
– Ну, давайте, проходите! – сказал Григорий Тарасович и
Леонид с Федором, по пути захватив из саней свои рюкзаки, двинулись за ними следом.
Снаружи дом Григория Тарасовича выглядел очень большим, и было непонятно, зачем такой домина одному человеку, но когда Леонид вошел внутрь, то понял, что часть здания была отведена животным – они прошли мимо двери, из-за которой раздавалось блеяние коз.
Заметив удивленный взгляд Леонида, Григорий Тарасович несколько смущенно пояснил:
– У нас тут зимой студено, скотину в холодном хлеву не подержишь, топить приходится. А как пурга зарядит на несколько суток, то и из дому не выйдешь, чтобы их согреть и накормить… Вот мы все под одной крышей и расположились…
– А кто у вас в хозяйстве есть? – поинтересовалась Есения.
– Козы, куры, а по осени взял еще пару поросят…
– А можно мне потом будет посмотреть на ваших животных? – спросила Есения.
– А вот пойду доить Мурельку, так и посмотришь…
– Мурелька – это кто? – спросил Леонид, услышав украинское название любимого фрукта.
– Моя коза. Рыжей масти… – пояснил дед и, заведя их в большую комнату, предложил: – Могу вам яешни нажарить, яйца только утром из-под курей забрал.
– Спасибо, мы же перед отъездом поели, – сказала Есения и осеклась, глянув на Леонида.
А тот удивленно спросил:
– А у вас куры и зимой несутся?
– А чего же им не нестись? – в свою очередь удивился дед. – Кормлю я их справно, да и хозяин у них боевой, простою женкам не дает, – он усмехнулся в бороду. – Ну, раз есть сейчас не хотите, то обождем до обеда. Я вам скоро парного молочка принесу. Располагайтесь! – и он показал на лавки, стоящие вокруг большого деревянного стола, накрытого клеенкой.
Есения с любопытством рассматривала висящие на стенах рамы, в которых за стеклом были вставлены старые фотографии и репродукции из журналов. Рамы были сверху убраны богато вышитыми украинскими рушниками. Несмотря на то, что они слегка пожелтели от времени, и вышивка на некоторых из них совсем выцвела, было видно, что выполнила ее очень искусная рука. Такие же рушники украшали «красный угол», где висели три иконы с теплившейся перед ними лампадкой.
– Это моя матинка вышивала, – проследив за взглядом Есении, тихо сказал Григорий Тарасович.
– Очень красиво, – уважительно заметила Есения.
– Все, что мне от нее осталось… – грустно покачал головой старик и повернулся к Федору: – Ну, давайте, что ли поближе познакомимся?
– Федор, – сказал тот, протягивая ему руку.
– Я – Леонид, а это моя супруга – Есения, – в свою очередь представился Леонид, и обнял Есению за талию, притянув ее к себе,
– Очень приятно познакомиться, – кивнул Григорий Тарасович. – Ну что же, мужики, спать вы будете на печке, а Есении я уступлю свою кровать в соседней комнате.
Заметив недовольный взгляд Леонида, он пояснил:
– Кровать моя одиночная, вдвоем вы на ней не уместитесь, не вижу смысла тесниться.
«Конечно, не видит! – хмыкнул про себя Леонид. – У него же уже все в прошлом! Небось, забыл, какое это удовольствие „тесниться“ с любимой женщиной…»
Видимо, его взгляд выдал его чувства, потому что Есения смущенно отвела глаза и, слегка отодвинувшись от Леонида, спросила старика:
– А вы как же?
– А я здесь, на грубе [13] , посплю. Мне еще и лучше: старые кости погрею… – сказал Григорий Тарасович. – Ну, пойдем, что ли, я покажу тебе, где ты будешь жить.
13
Грyба (укр.) – лежанка, выступ у печи, используется как спальное место, «для лежания». Обогревается как от большой печи, так и имеет собственный обогрев в виде печурки, отапливаемой дровами.
Он направился к двери в соседнюю комнату. Есения послушно пошла за ним следом.
Федор, взглянув на Леонида, стоявшего с потерянным видом, подошел к нему.
– Не грусти, паря, побудешь ты еще с ней наедине, – сказал он, с добродушной ухмылкой хлопая Леонида по плечу. – Может, еще и надоест…
– Никогда! – твердо возразил тот, глядя на дверь, закрывшуюся за Есенией и, повернувшись к углу, из которого на него испытующе смотрел Спаситель, повторил то ли Ему, то ли себе: «Никогда!».
– Эка тебя присушило! – уважительно покачал головой Федор. – Ну, дай Бог!..
– А ты в него веришь? – спросил его Леонид.
– В кого? – не понял Федор.
– В Бога…
– Верю, я же православный человек, – ответил Федор.
– Ты – православный? Христианин? – удивился Леонид. – А мне почему-то показалось, что у вас, офеней, какая-то другая вера.
– Это еще какая? – прищурился Федор.
– Ну-у… Языческая, многобожная… По крайней мере, никак не христианская… – пояснил Леонид.
– А я и не говорю о христианской вере, – усмехнулся Федор. – Православие на Руси, паря, было еще задолго до принятия ею христианства. И означает сие, что русские славили Правь, то есть шли Стезей Прави, которую и можно только назвать Праведной верой. Славяне изначально ведали Правду, то бишь Пра-Веды: древнейшие Веды или священные предания об истоке Ведической веры, которая была первой верой почти для всех народов.
– Ты говоришь, что веришь в Бога, но славяне же были язычники, у них бытовало многобожие, и только христианство принесло монотеизм, то есть веру в единого бога… – заметил Леонид.