Операция «Миф»
Шрифт:
— Ведь мы остаемся друзьями, что бы ни случилось…
Вспоминать об этом четыре года спустя, в день разгрома «друзей», Сталину едва ли хотелось. В любом случае в ночном разговоре с Жуковым он не выразил сомнения в факте смерти Гитлера. Финита ла комедиа? Но Сталин не был бы Сталиным, если бы не начал именно в этот день фантастическую по своему иезуитству операцию. Ту операцию, из-за которой лишь сегодня, 50 лет спустя, приходится ставить точку в истории конца Адольфа Гитлера. Сталин начал войну с мертвым Гитлером.
Двадцать пять лет назад я выпустил книгу, посвященную розыскам останков Гитлера. С тех пор появилось много нового материала. Но еще важнее, что появилась возможность писать об этом более откровенно и полно, отбрасывая былые ограничения, которые я соблюдал, беспрекословно подчиняясь тогдашнему порядку. Двадцать пять лет назад нельзя было получить документы иначе, как подчинившись цензуре тех органов,
Начиная изложение новых документов о конце немецкого диктатора, я не могу уйти от мысли, которая преследовала меня, когда после долголетних усилий удалось попасть в доселе закрытые московские архивы. О Гитлере ли я должен писать? Или о Сталине? Этот вопрос возник вовсе не из желания следовать моде, которая заставляет сегодня одних исследователей изыскивать все новые зловещие черты советского диктатора, а других — искать доводы в защиту этой личности.
Так или иначе, все происходившее в поверженном Берлине в мае — июне 1945 года и в те же месяцы в Москве меньше всего относилось к Гитлеру. Этого человека не было в живых. Зато жил и действовал другой человек, поединок которого с Гитлером был в центре не только второй мировой войны, но и всей трагедии Европы в первой половине XXвека.
Сравнительному анализу Сталин — Гитлер посвящены сотни, если не тысячи публикаций. На Западе — с 30-х годов, у нас —примерно с 70-х, а по настоящему — с начала 90-х. Среди них и фундаментальные исследования сэра Аллана Баллока, и бульварные газетные статьи. Не соревнуясь ни с первым, ни со вторыми, я хочу лишь дать документальные материалы [1.1] для умозаключений читателя. За эти материалы автор благодарит руководство и сотрудников архива Президента Российской Федерации, Государственного архива РФ, архивов Федеральной службы контрразведки, Генштаба Вооруженных Сил и Разведуправления Генштаба, Министерства обороны, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, Центра хранения современной документации РФ и Федерального архива ФРГ.
1.1
В публикуемых документах сохранены орфография и пунктуация подлинников.
Сталин о Гитлере
Когда Сталин впервые узнал о Гитлере? В дни «пивного путча» 1923 года, когда мир впервые заговорил об этом человеке? Очень возможно, если судить по вниманию, которое уделялось тогда Германии в кремлевской верхушке. Если заглянуть в документы Политбюро ЦК РКП(б) лета — осени 1923 года, то берет просто оторопь. Архивное дело так и называется: «Коммунистическая партия Германии — германская революция». Короче говоря, в Москве серьезно считали, что в Германии вот-вот свершится революционный переворот, после чего не исключено вооруженное участие Красной Армии на стороне восставшего немецкого пролетариата. Именно в этом контексте в 1923 году Сталину пришлось столкнуться с немецким фашизмом. Столкнуться в контексте действий германских коммунистов и обсуждений в Коминтерне отношений КПГ и национал-социалистической рабочей партии (НСДАП). Это было в 1923 году, когда в Германии назревал политический кризис, который КПГ и некоторые лидеры Коминтерна считали преддверием социалистической революции.
Сохранилась переписка Сталина — секретаря ЦК РКП(б) с тогдашними его друзьями (будущими врагами) — лидером Коминтерна Григорием Зиновьевым и Николаем Бухариным. Оба отдыхали тогда в Кисловодске и обменивались письмами с Москвой. 27 июня 1923 года Сталин иронически сообщает Зиновьеву о том, что у немецких товарищей безо всяких оснований «вскружилась голова» и они ныне опомнились, отказавшись от массовых демонстраций. Зиновьев же был встревожен поведением Сталина, который «сразу решил, что германский ЦК ничего не понимает» и под влиянием Радека соглашается с примирительным отношением к «фачистам» (так тогда часто писалось слово «фашист»). Радек, мол, несправедливо бичует КПГ за ее воззвание против «фачизма». Самому Сталину Зиновьев пишет (более осторожно), что не надо верить «болтунишке Радеку», а Брандлер (тогда лидер КПГ) прав, когда готовит «рабочих к бою с фашистами».
И вот Сталин (еще задолго до появления рокового тезиса о «социал-фашизме» как главной опасности) отвечает Зиновьеву следующими рассуждениями в письме от 7 августа 1923 года:
«…Что касается Германии, дело, конечно, не в Радеке. Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с.-д., созрели ли они уже для этого — в этом, по-моему, вопрос. Беря власть,
Всего хорошего И. Сталин» [2] .
2
Известия ЦК КПСС. — 1991. — № 4. — С. 204.
Интереснейшая логика! Не говоря уж о скепсисе Сталина по адресу братьев по классу — немецких коммунистов. Важнее другое — иезуитский принцип «чем хуже, тем лучше». Давайте путь фашистам, и нам будет легче затем сплотить рабочий класс!
Увы, получилось только первое, а второе не допустил тот же Сталин, требуя от КПГ признать борьбу с СДПГ своей главной задачей. Единственное, в чем Сталин в 1923 году был прав, — это в том, то тогда будущая гитлеровская партия еще была слаба, что подтвердил мюнхенский «пивной путч» в ноябре того же года. Но дальновидный политик был обязан понимать перспективы политического развития, зародыши которого обнаружились уже в начале 20-х годов. Сталин же всеми силами толкал немецких коммунистов против социал-демократов, «фачисты» не привлекли его внимания.
Когда в Коминтерне разгорелись споры о том, кто же представляет главную опасность для международного рабочего класса — социал-демократы («социал-фашисты») или национал-социалисты, Сталин фактически стал лидером ортодоксального крыла коммунистических партий Европы, представители которого основного противника видели не в фашизме, а в социал-демократии. Этот тезис, выдвинутый ВКП(б), был навязан и другим компартиям.
Эта дискуссия продолжалась долго. Еще в январе 1924 года лидер Коминтерна Григорий Зиновьев на заседании президиума ИККИ (Исполкома Коминтерна) заявил, что социал-демократия «скатилась» к фашизму. Его поддержал Сталин — член делегации РКП(б) и ИККИ. В сентябре 1924 года в статье «К международному положению» он пишет, что «социал-демократия и фашизм не антиподы, а близнецы» [3] . Гитлера он не упоминает, ибо в то время у всех на устах был не малоизвестный баварский политик, а Бенито Муссолини, совершивший «марш на Рим». Конечно, Сталин тогда не играл решающей роли, и тезис о социал-фашизме принадлежал не ему, а Зиновьеву. Но к концу 20-х годов ситуация изменилась. Уже не Зиновьев, а Сталин определял линию ВКП(б), а следовательно, ИККИ. X пленум ИККИ в июле 1929 года определил «социал-фашизм» как особую форму фашизма в странах с сильной социал-демократией. Этот тезис сохранял обязательную силу до 1934 года — до горестных уроков, преподанных Гитлером в Германии. Лишь под давлением этих событий и нажимом нового руководителя Коминтерна Димитрова Сталин, как показывает архив Димитрова, неохотно согласился на формулу «единого фронта» коммунистов и социал-демократов, принятую в 1935 году на VII конгрессе Коминтерна.
3
Сталин И.В. Собр.соч. — Т. 8. — С. 282.
Сегодня, после трагического опыта 30 — 40-х годов, выглядит даже странно, когда в работах и выступлениях тех лет кто-либо мог отрицать главную опасность — опасность фашизма. В этом отрицании часто видят злой умысел, а что касается Сталина, то и подавно усматривают в его оценках отражение дьявольского плана. Однако модернизация истории — дело соблазнительное, но и опасное. Рождение губительной теории «социал-фашизма» как главной опасности для мирового рабочего движения было не только понятным, но даже закономерным. Коммунистические партии (в первую очередь российская, во вторую — немецкая) родились как отрицание социал-демократии, выйдя из ее чрева. Ленин делал это в российском (РСДРП) и международном (II Интернационал) масштабах в жестокой, почти истерической борьбе с признанными лидерами социал-демократии — Каутским, Гильфердингом, Бауэром и их коллегами.