Операция "Муравьиный бог"
Шрифт:
— Прими-ите меня в партию… — проблеял Никита и поинтересовался. — Отвезешь? На машине, что ли?
— Ты поразительно догадлив, мой юный друг! Именно на машине, а не телеге или скажем дрезине.
— Постой… но ты ведь выпила… Не боишься гаишников?
— Нет. Не боюсь, — отрезала Мила, — скоро и ты их не будешь бояться! Давай быстренько собирайся.
Запись в дневнике Никиты
Я фигею дорогая редакция! Я больше скажу! Мне двадцать восемь лет, и я ох…ю! Сегодня на меня напали, потом спасали, потом кормили-поили, потом сообщили такую хрень, что я…(см. выше). Короче план
Скажу я вам, дорогие мои дети, никогда не заговаривайте на улицах с незнакомыми красивыми девушками, а то вам будет как мне сейчас! Сходил, называется, за хлебушком! Оказывается, что когда вам тычут под ребро ножичком, перед этим стукнув, скажем так под дыхло, ощущения еще те! Адреналину хватает… и в космос лететь не надо, как пресыщенному космическому туристу Денису Тито. Кстати, может и хорошо, что от боли ничего не соображал, а то б обгадился еще, чего доброго. Зато девчонка покатала на черном «бумере». Перед тем загадочно завалив одного из придурков, того самого, который с ножичком баловался и ругался непристойно. Пальнули в нас конечно и чуть в лепешку мы не разбились, но счастливо спаслись и вот я опять с вами, зайцы мои рогатые!
Потом Мила погнала такую пургу, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись… дескать есть какая-то загадочная тайная организация, которую она представляет и предложила мне вступить в ее ряды. Я даже лобик хотел ей пощупать — не перегрелась ли. Но не стал. Вспомнил, что таких нервных беспокоить вредно, для их и главное, для своего, здоровья. Она мне дала какую-то лягушачью бумажку с красивой чекухой, очевидно призванную подтвердить, правдивость ее слов. Я ее подписал, по вышеуказанным причинам… Не кровью, дорогие мои, не кровью…Сам не знаю — чего подписал… видимо, вспомнил ее фокусы с телекинезом и с тем уродом. Мила отвезла меня, но не до самого дома, а до Сеятеля, велев далее добираться самостоятельно, а добравшись сидеть в жилище и никуда оттуда не высовываться до ее приезда. Сумку, которая, типа теперь моя, что характерно, не отдала. На этот раз она была на облезлой серой девятке. Спрашивать где она ее взяла, я даже не стал… с ее-то способностями вскрывать любые замки… Очевидно данные способности и повышают финансовые возможности, работающих на ее организацию субъектов. Сейчас я пью водку, запиваю ее пивом, и в прострации медленно кружу по комнате. А также медленно…(см. выше). Хоть бы заснуть, господи!
Глава 3
22 июля, среда.
Горькая соль на губах. Сил нет плыть, сил нет держаться на воде. Тяжелые волны тянут вниз, толкают в плечи. Толчки, толчки, волны тяжелого сна, глаза не разлепляются, организм ныряет обратно в сон… Опять толчки — просто какой-то шторм… Один глаз с трудом удается приоткрыть:
Мила убрала руки с его плеч и поморщилась.
— Ну и запашок! Ерш хлебал?… Куда! — она поймала попытавшегося повернуться на другой бок Никиту за плечо, — Просыпайся, я сказала!
Тон Милы ничего хорошего не предвещал. Никита открыл второй глаз.
— Надо было водку у тебя отобрать… пивом бы обошелся…нервы у него, понимаешь!
— Фиг тебе! — Никита вяло потянулся и сунул руку за диван, где стояла бутылка с остатками водки.
Ничего там не было. Пошарил рукой, посмотрел — точно
— А тебе две!
— Ты что ли убрала? Отдай!
В ответ она только отрицательно качнула головой.
— Слушай, ты мне, собственно, кто? Жена?! Расхозяйничалась! Давай говорю!
Насмешливо поднятая бровь:
— Вот жена и будет давать!
— Ну, я сейчас поднимусь и сам найду!
— Лежать! — Мила сделала движение рукой и Никиту словно железным рельсом прижало к дивану. — Успокоился, быстренько! Успокоился?
— У-успокоился… — с трудом выдавил Никита. Рельс исчез. Ощупав на всякий случай ребра, Никита, кряхтя, приподнялся и сел.
В щель между небрежно задернутыми шторами с трудом пробивалось солнце. Кружащиеся на свету пылинки вызывали странные реакции — безудержно першило в горле, начали слезиться глаза. Никита с трудом осознал, что это вчерашний стресс дает о себе знать, и жалобно протянул:
— Слу-ушай, ну будь человеком…ну грамм сто…ну это антигуманно, в конце концов!
Мила пожала плечами:
— А я не человек. Гуманность — это не ко мне.
— Не человек она!.. А кто?
— Истинная! Ладно, об этом немного позже. А сейчас мы тебя подлечим!
— Истинная кто? Истинная стерва?
— Помолчи, дуралей! Вот ты — ученый? Ученый чему?
— Это существительное такое есть в русском языке!
— Вот и «истинная», тоже существительное. Полежи спокойно, сейчас станет полегче.
Она просто присела рядом с ним на диван и замолчала. Через несколько минут, Никита с удивлением обнаружил, что муть, хаосом заполнявшая похмельный мозг, начинает оседать, мысли становятся ясными, возвращается логика суждений. Проявления тошноты и головной боли, также быстро ослабевали. В какой-то момент Никита почувствовал, что он практически здоров. Сильное похмелье превратилось в легкое недосыпание, а злость на Милу — в сексуальное влечение к ней. Так и тянуло, погладить ее обнаженную, покрытую золотистым загаром ногу, однако он не решался.
— Ну что? — обратилась к нему Мила, — Полегчало?
— Так ты еще и народный целитель? Слушай… — смущенно замялся Никита, затем решившись таки, положил ладонь на ее гладкую коленку — может… ну… может мы…это?
— Нет не «это»! — отрезала Мила, — Прутики быстренько убрал! Если выздоровел, сейчас займемся делом!
На журнальном столике перед Никитой, лежали вещи которые Мила выложила из злополучной сумки. Вещей было три. Собственно лэптоп, тонкий черный браслет и черный же шар, размером с теннисный мяч.
— Ну что, готов? — поинтересовалась Мила.
— Смотря к чему, — отозвался Никита.
Мила взяла со столика браслет и протянула ему:
— Быстренько надевай на левую лапу!
— Зачем? Что это?
— Терпение! Сейчас тебе все расскажут… ну бери же, тормоз ты мой!
Никита взял браслет и повертел его в руках. Браслет был легкий, с гладкой поверхностью из какого-то непонятного материала. Во всяком случае, не из металла, так как был теплый на ощупь.
— А бусики стеклянные ты мне не принесла? Ну, или там зеркальце и колокольчик в нос? — ехидно спросил Никита, но Мила смотрела на него серьезно. Пожав плечами, он просунул левую ладонь в черное кольцо. Браслет был явно великоват и свободно болтался на запястье.