Операция «Одиночество»
Шрифт:
— Возвращаемся — приказал адмирал. — Здесь нам больше делать нечего.
Рейкер и Рами сидели в его каюте и обсуждали политику Империи. Такая постановка звучит громко, но если подумать, то о чем же могут говорить в такое время мужчина и женщина. Только о войне или о любви. Вторая тема сегодня поднималась неоднократно, включая практические эпизоды. Пришло время для первой.
— Честно признаться, я, наверное, никогда не была такой патриоткой, какой меня хотел бы видеть папочка — сказала графиня, растянувшись на узкой койке и тесно прижавшись к полковнику. — Никогда не понимала, зачем вообще нужна вся эта война. У меня было несколько знакомых землян, они учились в нашем университете, по обмену. Я, конечно, не могу сказать, что
Рейкер не был уверен, что в каюте нет прослушивающих устройств, поэтому решил просто посмотреть реакцию Рами на сообщение, которое любого «нормального» рекна даже не заставило бы поморщиться. Откинувшись на подушку и задумчиво лаская тело возлюбленной, он сказал:
— Зря ты так. Что хорошего может быть в землянах — они захватили в космосе все, до чего смогли дотянуться, оставив нам подбирать за ними объедки. Тогда слова «Империя Рекн» ничего не значили ни для кого, кроме нас, зато теперь нет в галактике живого существа, которое не относилось бы к нам либо с уважением, либо со страхом. Лучше — со страхом. Что касается землян, то из них получаются прекрасные консервы. Ты разве не слышала, всех пленных свозят на специальные планеты, где из них готовят разного рода концентраты, пищевые пайки и многое другое. Я бы даже сказал, что пленные земляне здорово помогают нам в войне…
Рами отшатнулась от Рейкера, несколько секунд смотрела на него дикими, раскрытыми от ужаса глазами, затем по ее телу прошла судорога и ее вырвало — спасибо, что в последнюю минуту она отвернулась и содержимое ее желудка не полетело Рейкеру в лицо.
— Ты… ты… ублюдок… бревно бесчувственное… подонок… — схватив в охапку свою одежду, она как была, абсолютно голая, выскочила в коридор, на ходу натягивая комбинезон.
Рейкер проводил ее взглядом. Да, у Рами правильные представления о происходящем, во всяком случае именно такие, какие имел и он сам. Чудная девушка, жаль будет ее потерять. Однако он понимал, что разведчик не может заводить стойких привязанностей — это может быть использовано против него. «Может, эта ссора и к лучшему — думал он, морщась, при виде мерзкой зеленоватой лужи на полу, которая распространяла далеко не изысканные ароматы — Это никак не могло продолжаться долго… Со мной она пропадет, наверняка пропадет, и то, что ее отцом является Брасс, ей не поможет. Граф из тех, кто способен упрятать в застенки собственную мать, не то что сожителя дочки. Тут он и не поморщится. А графиню наверняка посадят до конца войны под домашний арест, а то и что-то похуже сделают. Как просто — вы, Рейкер, скажите нам то, что мы хотим знать, а мы в благодарность за это не будем мучить эту красотку у вас на глазах. А в противном случае, поверьте Рейкер, мы сделаем девочке очень больно. И она будет с самого начала знать, что ее боль — следствие вашего, Рейкер, нежелания помогать Империи».
Однако проще было приказать себе забыть о существовании Рами, чем сделать это. В жизни Рейкера давно не попадался кто-либо, столь близкий его душе, столь соответствующий его вкусам. Наконец, достигнув с самим собой некоторого компромисса, основанного на том, что сейчас он найдет Рами и загладит свою вину, а как-нибудь потом медленно и безболезненно завершит их отношения, так, чтобы не причинить графине слишком большого горя. Успокоившись, он отправился на поиски подруги.
Рами он нашел плачущей у нее в каюте. Сам факт, что у простой санитарки при корабельном медотсеке была собственная каюта, да еще в два раза больше, чем у Рейкера, говорил о той роли, которую сыграл граф Брасс в получении ей назначения. Открыв дверь на стук полковника,
От плевка полковник уклонился, разбить себе нос не позволил. Зайдя в каюту, он аккуратно прикрыл за собой дверь, затем обнял вырывающуюся из его рук графиню и принялся шептать ей на ухо самым ласковым тоном, на который был способен.
— Милая, успокойся… Не надо так расстраиваться…
Отчаянные попытки Рами освободиться из объятий Рейкера постепенно перешли в безудержные рыдания. Она обмякла в его руках и позволила усадить себя на кровать.
— Рейкер, родной мой, скажи, что ты пошутил, ну пожалуйста. Это же неправда, да? Этого ведь просто не может быть…
— К сожалению, это все правда. — сказал Рейкер, продолжая гладить голову девушки — И поверь, от признания этого мне не легче, чем тебе. Мне тоже кажется, что такие действия позорят нацию. Возможно тебе станет легче, если я скажу, что земляне обнаружили планету-фабрику и освободили всех находящихся там заключенных…
— Да? — сквозь слезы улыбнулась Рами — Это хорошо… Только этого мало… неужели больше ничего нельзя сделать?
— Не знаю, милая… — прошептал Рейкер — пока не знаю…
Когда крейсер вышел на орбиту Рекна, полковник поднялся в главную рубку и включил передатчик. События последних часов перед вылетом наполнили его душу дурными предчувствиями, и сейчас было самое время проверить их справедливость. В том, что Брасс не станет возводить на него напраслину из личных побуждений, Рейкер почти не сомневался — граф был профессионалом в лучшем смысле этого слова, поэтому не унизится до элементарной клеветы. Вот по-тихому отправить Рейкера на небеса — это другое дело, тут у него есть не только повод, но и широкие возможности.
Набрав код, он вслушивался в гудки вызова. Видеофон на его вилле не отвечал довольно долго, однако экран наконец все же осветился. На полковника глядело лицо Риша — может, ему показалось, что правый глаз старика немного подергивается, или просто рябь пробежала по дисплею…
— Привет, Риш! — деланно веселым тоном приветствовал он своего дворецкого. — Как идут дела?
— Все прекрасно, милорд. Только одна неприятность — этот оболтус Рассер брал вашу машину для какой-то своей поездки, и, когда ставил ее в гараж, слегка помял крыло.
— Да? — услышав кодовую фразу, Рейкер весь напрягся, однако со стороны это было незаметно, во всяком случае он на это надеялся. В любой ситуации, обрывать разговор, едва начав, было нельзя, это могло вызвать подозрение, прежде всего на голову искренне преданного ему старика. — Я, кстати, не раз говорил ему, чтобы мою машину он не трогал. В конце концов, я плачу ему достаточно много, чтобы он мог позволить себе купить собственную. Пожалуй, он должен понести наказание.
— И я ему твердил об этом, милорд. Но вы же знаете Рассера, он слушается только вас, да и то, когда вы близко. Такого старика, как я, он вообще в грош не ставит… Только я думаю, господин, он уже достаточно наказантем, что доставил вам неприятности. Поверьте, он вам предан, как и все мы… Милорд, когда вас ждать? Ремонтники должны вот-вот появиться, думаю, к вашему приезду все будет в полном порядке.
— Думаю, к вечеру. Скажешь шоферу, пусть подгонит машину ко дворцу, я чертовски устал. Но работа — прежде всего.
Внезапно Рейкеру в голову пришла мысль — а может, старик забыл о договоренности? Может, первая фраза вылетела случайно. Не мешает еще раз удостовериться…
— Ну а кроме битой машины, надеюсь, все нормально? — полковник постарался, чтобы его голос звучал слегка расстроено и чуть сердито, как и положено говорить хозяину, которого нерадивые слуги ввели в расходы.