Операция «Перфект»

Джойс Рейчел

Дайана покачала головой и сказала, что никто и не думал над ней насмехаться. Но Беверли так остро на нее глянула, словно нож в масло воткнула, и заявила:

– Нет, они надо мной насмехались, Дайана! Я для них грязь, дешевка. Разве можно забыть, когда тебя ниже плинтуса опускают?

К середине недели стало ясно, что Беверли очень не нравится сестре Байрона, Люси. Похоже, что и Беверли испытывала к девочке аналогичные чувства. Она все время твердила Байрону и Люси, как им повезло, что они растут в таком большом и чудесном доме, как они должны это ценить. Джини, говорила она, все на свете бы отдала, чтобы жить в таком доме. Люси на ее слова практически никак

не реагировала, она молча стояла рядом с матерью и хмурилась.

– Ты должна следить за собой, – заметив это, предупредила ее Беверли. – Ветер переменится, а твое лицо навсегда таким надутым останется. – Иногда Байрон забывал, что Беверли – сама мать, что у нее тоже есть дочь. (И как-то раз Байрон услышал, как Люси спрашивает у Дайаны во время купанья: «Мое лицо ведь не останется таким надутым, правда?» И та ответила: «Ну что ты, детка, Беверли просто пошутила».)

А однажды Байрон подслушал, как Беверли упрекает Дайану в излишней доброте и мягкости. Она говорила, что зря Дайана позволяет детям бегать вокруг нее кругами, что ее, Беверли, очень удивляет полное отсутствие в доме прислуги или помощников. Например, садовника или повара. В общем, кого-то в этом роде. И тут в воздухе буквально молнии засверкали, поскольку Беверли сказала:

– Или, скажем, шофера. Ведь несчастные случаи, знаешь ли, происходят именно потому, что некоторые люди слишком много на себя берут и слишком многое делают сами.

* * *

Однажды, сидя в гостиной, женщины завели разговор о работе.

– Мне всегда хотелось служить в компании «Эйвон», – сказала Беверли, – и носить такой красный чемоданчик с разными кисточками, тюбиками и флакончиками. И носить, как все сотрудницы фирмы, эту миленькую красную униформу. К сожалению, все упирается в мои руки. Это из-за них я никогда не смогу там работать.

– У тебя очень хорошенькие ручки, Беверли, – сказала Дайана. Честно говоря, Байрону так вовсе не казалось, но подобная похвала была совершенно в духе его матери. Она всегда видела в людях только хорошее. Даже если ничего хорошего в них не было.

– Совершенно неважно, как они выглядят! – несколько нетерпеливо сказала Беверли. – Дело в том, что у меня артрит. Я иной раз даже пальцами пошевелить не могу, такая боль. А иногда пальцы так скрючит, что они вообще не разгибаются. Смотри! – Она вытянула перед собой руки с растопыренными пальцами, и Байрон тоже невольно на них взглянул. Ее пальцы были похожи на жуткие загнутые когти, и теперь он вполне мог понять, почему она не хочет, чтобы другие это видели. – Вот ты, Дайана, запросто могла бы стать сотрудницей фирмы «Эйвон». И красный костюмчик тебе очень даже пошел бы. Ты и менеджером смогла бы стать, если б захотела. Из тебя, кстати, получился бы идеальный менеджер!

Дайана пожала плечами и улыбнулась:

– Я не могу работать.

– Не можешь? А что с тобой такое?

– Да нет, со мной все в порядке, дело не в этом. Все дело в Сеймуре. Он считает, что женщина должна сидеть дома и заниматься детьми. Я ведь работала до того, как познакомилась с ним, но теперь это совершенно невозможно.

– И где же ты работала?

– А! – отмахнулась Дайана и, усмехнувшись, взяла свой стакан.

Беверли надулась, всем своим видом показывая: уж ей-то ни один мужчина не посмел бы указывать, можно ей работать или нет. Впрочем, выражение лица у нее было довольно странное, во всяком случае, Байрон не мог понять, чего в ее взгляде больше – сочувствия к его матери, возмущения его отцом или же презрения к ним обоим. Похоже, сочувствовать

Беверли была способна только самой себе. Байрон даже попытался запечатлеть выражение ее лица, чтобы потом продемонстрировать рисунок Джеймсу, но рисовал он всегда неважно, и Беверли получилась похожей на какого-то зверька. Пришлось даже пририсовать ей уши и усы – он решил сказать Джеймсу, что просто наблюдал за бродячей кошкой.

Во время их очередного разговора по телефону Джеймс согласился с мнением Беверли, что Дайана вполне могла бы стать сотрудницей фирмы «Эйвон», если б захотела, конечно. Он спросил, не было ли разговоров про швы, и Байрон сказал, что нет. Он по-прежнему все старательно записывал и помечал точную дату и время разговора, а также место, где этот разговор происходил. Он сказал Джеймсу, что это немного напоминает лабораторную работу по истории, и Джеймс тут же заметил:

– Только в истории далеко не все правда. Стоит как следует подумать, и сразу начинает казаться, что это просто чьи-то россказни.

Байрон возразил: уж если что-то напечатано в учебнике по истории, то это наверняка правда. Но Джеймс с ним снова не согласился и сказал:

– А что, если те, кто написал этот учебник, попросту не представляли себе всей полноты картины? А если вообще наврали?

– Зачем же им врать?

– Чтобы историю было проще понять. Чтобы казалось, будто одно естественным образом приводит к другому.

– Ты хочешь сказать, что история – это что-то вроде той дамы в цирке, у которой якобы ноги отпиливают?

Это вызвало у Джеймса такой приступ хохота, что Байрон даже испугался: еще телефон уронит. На всякий случай он стал шепотом повторять имя Джеймса, пока тот не успокоился и в очередной раз не спросил, поднимал ли Байрон тему пропавшей зажигалки. Байрону пришлось признаться, что он все время хочет это сделать, только не знает, как начать. Джеймс слегка вздохнул, давая понять, что сейчас даст в высшей степени разумный совет, и спросил:

– Ручка есть? Тогда пиши. – И продиктовал слова, которыми Байрону и следовало воспользоваться при первой же возможности.

* * *

В пятницу такая возможность наконец-то представилась. Женщины загорали, лежа в шезлонгах. На столик рядом Дайана поставила напитки, блюдо с маленькими сосисками для коктейля и кусочками мягкого сыра на ломтиках сельдерея. Все закуски были снабжены палочками. Дайана была в голубом купальнике, а Беверли раздеваться не стала, только рукава закатала да подол платья подвернула, подставив солнцу незагорелую плоть, такую белую, что она, казалось, светится на солнце.

– Как бы мне хотелось попутешествовать! – говорила Дайана. – Столько всего хочется повидать! Побывать, например, в пустыне. Как-то раз я видела фильм про пустыню. Но хотелось бы собственной кожей почувствовать ее палящий жар, испытать настоящую, смертельную жажду.

– Ну, жара и у нас в Англии бывает, – возразила Беверли и даже рукой прихлопнула, словно припечатывая свои слова. – Зачем же в пустыню ехать?

– Чтобы все было другим. И потом, я имела в виду настоящую жару. Палящую. От которой на коже вздуваются пузыри.

– Тогда можно поехать в Испанию, – сказала Беверли. – Уж ты-то могла бы себе это позволить. Одна моя знакомая ездила в Испанию и вернулась с таким потрясающим загаром! Только перед поездкой придется разные таблетки принимать, потому что питьевая вода там очень плохая, да и туалетов нормальных нет, просто дырки в полу. Зато моя подруга привезла оттуда игрушечного ослика. В такой испанской шляпе. Как же она называется? Ну, такая, испанская?