Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
Войцех отозвал Фьялара в сторону.
— У нас мало времени до того, как Мелисенте нужно будет вернуться домой. Ей и так с трудом удалось добиться разрешения задержаться еще на час.
— И? – ухмыльнулся Фьялар.
— Можно нам подняться наверх? – спросил Войцех, взглядом указывая на лестницу.
— Только не оставайся там до утра, — улыбнулся Фьялар, — мне совершенно не улыбается провести остаток ночи на диване в студии.
— Понял, спасибо.
Войцех подошел к Мелисенте, что-то тихо нашептывая ей на ухо. Девушка покраснела, но позволила увести себя по лестнице наверх, держа спину слишком прямо, чтобы можно было поверить в
В спальне она и вовсе залилась краской.
Войцех торопливо вытащил из полуоткрытого шкафа простыню, завесив огромное зеркало прямо напротив кровати. Розовый кружевной предмет гардероба, зацепившийся за эфес висящей на стене эспады, снимать не решился, уважая чужую интимность. Поправил покрывало, метнув завалившийся в складках дротик в мишень, на которой, уже утыканная острыми стрелками, красовалась не слишком профессионально намалеванная ухмыляющаяся рожа в ореоле огненных волос.
— Не смотри, не думай, — прошептал он, взглянув Мелисенте в глаза, — ничего этого нет. Только ты и я. Вдвоем в целом мире.
Его слова утонули в донесшемся снизу дуэте гитары и арфы. Голос Норвика повел, и баритон Фьялара присоединился к нему.
Look into my eyes and you'll see I’m the only one
You've captured my love stolen my heart
Changed my life
Every time you make a move you destroy my mind
And the way you touch
I lose control and shiver deep inside
You take my breath away…*
— А теперь, мальчики, уходим, — улыбнулась Делия, когда баллада отзвучала последним вздохом, — по-моему, самое время устроить себе ночь в городе и проветриться.
— Тем более, с девушкой в таком наряде, — согласился Фьялар.
Они демонстративно громко хлопнули за собой, уходя, входной дверью.
Смущение еще было в ней, тихое и светлое, но страх ушел насовсем, сменившись таким безграничным доверием, что Войцеху стало слегка не по себе. Мелисента пылко откликалась на его ласку, и даже пару раз сама, робко и несмело, положила его руки туда, где ей хотелось почувствовать их теплые прикосновения. Девушка коснулась губами его соска, вопросительно взглянув в глаза, и Войцех чуть не выругался про себя. Конечно, он должен показать ей, чего хочет сам, что она может сделать для него. Иначе она снова испугается, что не нужна ему.
Когда она непроизвольно сжала его руку бедрами, словно прося задержаться, Войцех потянулся к висящему рядом с кроватью доломану, чтобы достать из кармана маленький пакетик. Но Мелисента, проследившая его движение, вспыхнула и прижалась губами к его уху.
— Не нужно, — она запнулась, — мне подружка принесла таблетки, я уже начала…
Войцех постарался вложить в поцелуй всю благодарную нежность, которую должны были вызвать в нем эти слова. На самом деле он растерялся. Способ, которым он, без всякой реальной необходимости, собирался воспользоваться, позволил бы ему тратить гораздо меньше крови на поддержание Маски. Теперь все становилось сложнее. Но ее решительность стоила того, чтобы рискнуть.
На этот раз он сыграл по всем правилам. Честно пытаясь угадать ее желания по сбившемуся дыханию, по тихому вздоху, по сжавшимся на его плече пальцам. По расширившимся зрачкам и пересохшим губам. И ее последний стон был лучшим призом, о котором он только мог мечтать.
Расслабляться они поехали в «Кровь и слезы»,
— Тебе не нравится подружка Войцеха, — полувопросительно сказала Делия, вертя в руках бокал Амонтильядо.
— Дело не в том, нравится или нет. Я и сам думал к ней подойти, — Норвик покачал головой, — такое сейчас нечасто встретишь.
— Какое? – поинтересовалась Делия.
— Я не кормлюсь на детях, — пояснил Норвик, — это мерзко. Но кровь, она разная. Нынешние девицы, как правило, теряют во вкусе задолго до того, как входят в тот возраст, когда становятся пригодными для еды. Эта девчонка… Войцех мог бы морочить ей голову романтикой еще пару лет, сохраняя ее вкус. Мог бы сделать ее гулем – это немного портит букет, зато безопасно. Но он…
— Что? – все эти рассуждения о еде, высказанные в таком практичном и деловом тоне, заставили ее содрогнуться.
— Считай, что он зарезал дойную корову, чтобы полакомиться бифштексом, — зло бросил Норвик.
— Смертные для тебя всего лишь еда? – Делия с отвращением вспомнила, как Норвик припал губами к окровавленной руке Фьялара.
— Ты не понимаешь, — устало сказал Норвик, — мы – чудовища. Монстры. Мы не бессмертны, мы просто живем, теоретически, бесконечно долго. Но человек, которым мы были, может за это время умереть. И чем больше мы отказываемся принимать Зверя, которому нужна кровь, тем скорее умрет человек. Я… Ни один из нас не может позволить себе смотреть на людей иначе. Я сойду с ума вернее любого Малкавиана, если буду думать о том, что тот, чья кровь насыщает меня сегодня, — личность, со своими мыслями и чувствами, любовью и ненавистью, счастьем и горем. Но я все еще Эгиль. Все еще человек. И у меня есть друзья, которых я не трону даже ради спасения собственной жизни. За которых я буду сражаться и умру. Фьялар, ты, Маша, Бобби… Диззи, йотун забери его укуренную башку…
— Но Фьялар…
— А разве люди не принимают помощи друзей? Кровь – это мелочь, кто-то отдает почку или спинной мозг, чтобы помочь чужим людям, не говоря уже о друзьях и близких. Фьялар мне ближе любого Сородича, он мой друг. Мой брат, по духу, а теперь и по соединившей нас крови.
— Теперь это звучит красиво, — грустно улыбнулась Делия, — даже вдохновляющее. Зачем же тебе понадобилось говорить о том, что сделал Войцех, в таких мясницких выражениях?
— Мы любим своих друзей, Делия. Наши друзья, смертные или сородичи, делают нас сильнее. Они помогают выжить всему человеческому, что в нас осталось. Войцех… Я хотел тебе объяснить, что он мог бы увидеть в девочке всего лишь… донора… Если другое определение тебе претит. Мог, конечно, увидеть в ней друга – тогда он не тронул бы ее вовсе. Но он…
— Но он позволил себе забыть о том, что больше не человек, — закончила за него Делия.
— И это его убьет, — кивнул Норвик, — и ее тоже, если он не образумится.
Они опоздали больше, чем на час, и Войцех с ненавистью сжимал кулаки, слыша визгливый громкий голос из-за двери. Раздался звук, подозрительно напоминающий пощечину, и Шемет чуть не бросился ломать дверь, но вместо этого опустился на ступеньку лестницы и закрыл лицо руками. Он был безумен, затеяв эту игру, уже совсем переставшую быть игрой, и сам это знал.