Операция "Рагнарек"

Сословская Ольга Игоревна

– Ну-ну, - ухмыльнулся Дуглас, - только не увлекайся.

Войцех кивнул и направился к уже изрядно набравшемуся крепкому мужчине, сидящему у дальнего края стойки.

– И не только, - напомнил Дуглас, когда Войцех вернулся на место с заблестевшими глазами и легким румянцем.

– Что «не только»?

– Ты хотел что-то сказать. Важное. Настолько, что сам себя перебил и пошел «заправляться». А я в эту авантюру ввязался только чтобы услышать, что именно. Так что валяй, продолжай.

– Угу, - Войцех тяжело вздохнул и привычным жестом опрокинул бокал до дна.

Дуглас молча ждал, пока Шемет соберется с духом.

– Понимаешь, - начал Войцех тихим голосом, - я ведь не мальчишка-лейтенант, с отличием офицерские курсы закончивший.

Я – боевой офицер. Я пулям в лицо глядел, эскадрон в атаку водил. Я знаю, что такое страх и что такое мужество. Знал… Меня можно убить, Дуглас. Но очень сложно. А покалечить или изуродовать – практически невозможно. Я не задыхаюсь на высоте, не чувствую перегрузок, у меня реакции, даже без специального усиления магией крови, намного лучше, чем у любого человека. Мои друзья в «Лафайет»… Они герои. А я – примазавшийся вампир. Бесчестный шулер, у которого все тузы в рукаве. Если честно, я вообще туда пошел, чтобы получить возможность перебраться в Штаты. Европа мне за сто лет опротивела, с ее Камарильскими Старейшинами и замшелыми Традициями. Выдал себя за американца, приехавшего драться во Франции. Тогда компьютеров не было, проверять было сложно.

Войцех замолчал, словно ожидая реакции Дугласа. Но Бернс только отсалютовал ему стаканом, всем видом показывая напряженное внимание.

– Вот, - Войцех выпрямил спину, и выражение покорности судьбе на его юном лице сменилось гордой уверенностью в правоте своих слов, - только там я понял, чего стоят все эти рефлексии и страдания дворянской чести. Ну да, я оказался в выгодном положении. И что мне было делать? Повернуться спиной, уползти в Париж и читать в газетах, как ребята гибнут в бою? Каждый мой бесчестный вылет мог спасти чью-то жизнь. А когда я, совершенно жульнически, в одиночку свалил Цеппелин-Штаакен, стратегический бомбардировщик, летевший на Париж с полным грузом, то понял кое-что важное. Если твоя честь мешает тебе, засунь ее куда подальше и делай, что должен. Оно того стоило.

Он тряхнул головой, и искорки заплясали в золотистых волосах.

– Но небо, все-таки, важнее.

– А я, все-таки, восхищаюсь, когда думаю о том как вы…

– Они, - поправил Шемет, - я – это отдельный разговор.

– Они, - согласился Бернс, - когда думаю, как они на своих бумажных самолетиках…

– Это была перкаль, - с усмешкой уточнил Войцех.

– А это была фигура речи, - рассмеялся Дуглас, - так вот… Когда они на своих перкалевых бипланах проделывали все эти кульбиты, ухитряясь одновременно стрелять через пропеллер и не терять управления. Когда, если машина горела, выхода было три – гореть вместе с ней до земли, прыгать с высоты без парашюта или пустить себе пулю в лоб. Когда врага видели в лицо, а стрелять в пилота на земле считалось нарушением рыцарских правил…

– Кино посмотрел, - хмыкнул Шемет.

– Плохое кино?

– Хорошее. Если бы меня в военные эксперты пригласили, исправил бы там не одну неточность. Но, по большому счету, все верно.

– Вот, я и думаю, что тебе повезло лично все это видеть и даже поучаствовать. Пусть и с меньшим риском для жизни. Зато теперь, особенно, когда тебе прятаться не нужно, мы сможем все из первых рук узнать.

– А хочется? – заговорщически подмигнул Войцех.

– Ты о чем?

– Хотел тебе сюрприз сделать, но раз уж к слову пришлось… Мы с Мел послезавтра улетаем в Нью-Йорк, у нее экзамены.

– Знаю, - кивнул Дуглас, - потому и позвал тебя сюда, попрощаться не в служебной обстановке.

– А я хотел прощание отложить, - улыбнулся Войцех, - пригласить тебя погостить у нас пару дней. И заодно в Райнбек съездить. Там у них Ньюпор-10 имеется. Уже почти договорился, что полетать позволят.

– С пулеметом?

– Стрелять все равно не в кого, - усмехнулся Войцех, - а для того, чтобы проверить, помню ли я, как это делается, - и без Льюиса сгодится. На Дакоте или Глобмастере такое не проделаешь. И еще… Он двухместный. Так что, поедешь?

– Спасибо, - в глазах Дугласа блеснуло предвкушение, - непременно.

***

Провожать

Дакоту пришли Рыжая и миссис Чэнь. Аманда принесла Мелисенте в подарок изящный блокнотик с рецептами домашней выпечки, вписанными туда собственной рукой, и с неодобрением поглядывала на Войцеха, неспособного оценить кулинарные таланты жены. И с теплой благодарностью в глазах – на Кэрол. Мелисента рассказала, кто убедил ее пройти курс. Рыжую больше волновала дата предстоящей свадьбы. В основном, по причине долгожданного личного знакомства с Ксюшей. Но пока она задерживалась в Вегасе, Биоинженеры проделали только половину намечавшихся операций. Зато каждый следующий успех закреплял предыдущий, и личное вмешательство Принцессы уже не требовалось.

Нью-Йорк встретил их бурным водоворотом событий. Едва успев привести себя в порядок с дороги и обустроив Дугласу место в библиотеке на удобном кожаном диване, они помчались к Фьялару, прихватив Бернса с собой. Гном настолько торопился вести Шемета в курс городских событий, что махнул рукой на конспирацию, и Дуглас только головой качал, узнавая все новые стороны и подробности жизни друга.

А подробностей была масса. Конгресс по итогам референдума занялся законотворческой деятельностью, и тут-то и выяснилось, что легализация – это только вершина айсберга. Гражданский статус, права собственности, ответственность за совершенные прежде злоупотребления и преступления – пересмотра требовало все гражданское и уголовное законодательство. Под шумок на всех уровнях принимались ведомственные решения «в порядке исключения» и «с учетом особого статуса». Именно так командованию удалось протолкнуть приказ о присвоении Войцеху офицерского звания.

Больше всего Конгресс волновали пищевые пристрастия вампиров. Дискуссия о добровольном донорстве грозила принять затяжной характер, отодвинув на второй план гораздо более серьезные вопросы. Но, в качестве временного решения, банкам крови было разрешено легально торговать излишками, уже давно уходившими на черный рынок в обход налоговой полиции. Там, где речь шла о возможности содрать побольше денег, Конгресс проявлял поразительное единодушие.

Европа, приглядевшись к заокеанскому опыту, решила своим гражданам глупых вопросов на референдумах не задавать, признала очевидное и включилась в законотворческий процесс. Те, кто знал истинное положение вещей, говорил, что там произошла самая бархатная из всех возможных революций. Камарилья разом потеряла власть во всех своих древних доменах, когда большая часть Сородичей от двухсот лет и моложе откликнулась на предложение Европарламента формально легализовать свой гражданский статус. Среди вампиров постарше такого единодушия не наблюдалось, но, когда князь Влад Валашский неожиданно нарушил двухвековое молчание, покинув Тырговиште, затерянный замок, овеянный жуткими легендами, и обратился к Сородичам с пламенным призывом к сотрудничеству со всеми разумными обитателями планеты, сенсационные признания и разоблачения лавиной обрушились на СМИ.

В России и сопредельных странах на «вакханалию чернокнижного мракобесия» отреагировали парой язвительных сообщений в новостях и предпочли сделать вид, что это проблемы загнивающей Европы, в очередной раз пошедшей на поводу у мирового жандарма. В Думе горячие головы выступили с призывом запретить Интернет, но эта инициатива, не получив пока явного одобрения властей, временно закатилась под сукно.

Фьялара больше волновали другие события. Пока здания всех хоть сколько-нибудь влиятельных институтов власти, политических организаций и общественных движений осаждали одетые в черное готы и ролевики с лозунгами «Нет демографическому шовинизму!» и «Право на потомство есть у каждого», а возле больниц расположились пикеты взволнованных юных дев с плакатами «Ты уже сдал кровь для голодающего брата?», в Норвегии фейри в союзе с цвергами планировали военную операцию «Нора». И война с орками, предсказуемо, беспокоила гнома намного больше подросткового энтузиазма по созданию вампирам романтических условий проживания в цивилизованном обществе.