Операция «Шасть!»
Шрифт:
На другом конце беспроволочного провода разъяренная госпожа Швепс шваркнула трубку об пол. Ну почему, почему столько дерьма навалилось на хрупкую, беззащитную женщину за одни-единственные сутки? Господи, теперь вот этот недотепа куда-то влип. Ну не дебил?..
Нинель Виленовна металась по осиротевшей квартире. Взгляд ее скакал с предмета на предмет, отмечая качество ремонта и дизайн обстановки. Внезапно мозг заполнила тревожная мысль: «Андрюшенька-то сам, своими руками, благоустроил наше гнездышко. И лежит где-то почти бездыханный. И кому все это, кому?..»
Она снопом повалилась на кроватный секс-аэродром и по-бабьи, с надрывом завыла.
О том, как гнала Нинель Виленовна свой экипаж по картафановским улицам, подробно рассказывать не стоит. Вдруг попадется этот текст на глаза кому-нибудь из строгих тамошних инспекторов безопасности движения? Греха ж не оберешься. Заметим лишь, что вследствие раннего времени пострадавших под колесами джипа не было. Ну разве что слегка ослепили фары крупного дымчатого котищу, который сколько-то раз уже забегал на страницы этой повести. Ну напугал скрип тормозов стайку галок, деловито обсуждавших перспективы разработки недр многообещающего мусорного контейнера. Ну повалился зацепленный могучим бампером дорожный знак «Въезд запрещен» – тот, что торчит около ворот городского морга, – так ведь и не собиралась госпожа Швепс туда въезжать!
Во всяком случае, пока не собиралась.
Зато прибыла она по указанному адресу значительно быстрее, чем ожидалось нашими героями. Бросила незапертое и даже незаглушенное авто возле подъезда и стремительно взбежала на длинных ногах волейболистки к двери Илюхиной квартиры. Заколотила в нее кулаками, застучала коленом. Очень хотелось надрывно, со слезами вопить: «Андрюшенька, родненький ты мой! Что они там с тобой делают, сволочи?!» – но хладнокровие, выработанное за годы спортивных состязаний, помогло справиться с волнением. Впрочем, не откройся дверь в самом скором времени, многоликий и вездесущий господин Психический Срыв запросто мог бы слабать на напряженных нервах Гаубицы свой известнейший пассаж «Hysteria».
Однако дверь своевременно распахнулась. Вступительные такты «Истерии» заглушила громовая фраза, которую швырнула Нинель Виленовна в лицо типу, отпершему дверь:
– Если с Андреем что-нибудь случилось, я вас закопаю!
Каково же было изумление грозной Гаубицы, когда в прихожей никакого типа не обнаружилось. То есть абсолютно никакого! Только качнулся на лосиных рогах оставшийся с ранней весны макинтош Муромского да принадлежащий неведомо (и невидимо) кому девичий голосок произнес:
– Закопаете? Разве вы, милочка, экскаватор? Или какая-нибудь, прости господи, драга? Если так, то вы ошиблись дверью. Председатель Союза Невольных и Подпольных Землекопов проживает в соседнем подъезде. А здесь, к вашему сведению, апартаменты Ильи Николаевича Муромского со товарищи.
– Вот его и закопаю, – не сдавалась госпожа Швепс, – вместе со товарищами! И вместе с тобой, мерзавкой! Ну-ка где ты прячешься? – Нинель Виленовна шагнула наконец в комнату. – И где вы прячете моего Андрея?
Вообще-то, в отличие от сварливых и вредных домовых, берегини народ покладистый и незлобивый. Но и у них, случается, лопается терпение. Особенно когда в собственном доме всякие не больно-то желанные пришелицы называют их мерзавками.
Феня вспылила.
У госпожи Швепс изрядно поубавилось решимости кого-либо
Сражение назревало нешуточное.
К счастью, в этот драматический момент в прихожую нагрянул сам хозяин, обеспокоенный подозрительным шумом. С криком: «Брэк, девочки!» он точно утес встал между соперницами. В мгновение ока Илья обезоружил оба воинства и даже погрозил пальцем кому-то невидимому для госпожи Швепс.
– Что же это вы, Нинель Виленовна, – укоризненно сказал он, пристраивая подставку для зонтиков на законное место, – пришли в гости по дружескому приглашению, а буяните, будто какая-нибудь дикая кочевница.
Как мы уже сообщали, в присутствии Ильи Муромского большинство представительниц нежного пола очень быстро умягчались душой, а подчас и телом. До сих пор госпожа Швепс с успехом противостояла Илюхиному обаянию, но на этот раз не избегла мужественных чар и она. Внезапно и необъяснимо стало ей как-то совестно перед этим симпатичным увальнем. Совестно, что увидел он ее не утонченной дамой, принявшей изящную позу с бокалом вина в каком-нибудь художественном салоне. И не гибкой спортсменкой, взвившейся в высочайшем прыжке над волейбольной сеткой, чтобы нанести победный олимпийский удар. Наконец, не этакой Мессалиной, возлежащей на тигриной шкуре, слегка лишь прикрыв зрелые прелести газовым шарфом. А, черт подери, растрепанной и обозленной стервой, по-дурацки размахивающей предметом мебели. Притом и размахивающей-то с неясной целью: врага-то ведь никакого не видать! Кстати, а почему?
«Потому что галлюцинации от нервного расстройства», – решила Нинель Виленовна.
Она напряжением воли подавила желание конфузливо съежиться, задрала подбородок и отчеканила:
– Вам и кочевники покажутся безобидными крошками, если я начну буянить по-настоящему. Последний раз спрашиваю, где мой муж?
Илья с уважением отметил про себя самообладание гостьи и ответил:
– Будет вам муж. Идите за мной, Нинель Виленовна.
Вопреки самым жутким предположениям госпожи Швепс, супруг ее обнаружился вовсе не прикованным к батарее парового отопления или пристегнутым к разделочному столу хирурга-садиста. Мурзик сидел в компании мирно беседующих мужчин за самым обычным кухонным столом, с большой кружкой в одной руке и бутербродом в другой. Физиономия его была румяна (подсохшие царапины от зубов человека-щуки Семена не в счет), а конечности целы. Завидев благоверную, он вскочил и, издавая бессвязные, но радостные восклицания, бросился к ней.
Обнялись как давненько, честно говоря, не обнимались.
От Андрея Денисовича вкусно пахло очень приличным кофе и очень прилично – вкусным коньяком.
– Ты где же это?.. Ты как же это?.. Пропала, и ни слова…
Нинель Виленовна сжимала родные плечи и бормотала:
– А ты-то?.. А сам-то?.. Они тебя мучили?..
Последнее предположение вряд ли могло относиться к нашим героям. Кровожадные мучители редко поят жертву коньяком. Скорей уж касалось оно обитателей Серого Замка, где Полковник провел давеча несколько не самых лучших часов жизни. Однако Андрей Денисович, дабы развеять все сомнения относительно человеколюбия здешней компании, поспешил воскликнуть: