Операция «Снегопад»
Шрифт:
— Вот именно, — Громов с печальным видом кивнул. — Они — контрольный выстрел. Ты — «правильно разделал». Вернуться домой — всё мировоззрение?
Лукашевич понял, что попался. Возразить было нечего.
— Твоя ошибка в том, Алексей, — продолжал Громов, — что ты воспринимаешь мировоззрение как набор идей. Абстрактные идеи действительно плохо воспринимаются рядовым солдатом. Но мировоззрение — это не представление о мире через идеи, это сам мир. Сколь иллюзорным бы он ни казался со стороны, этот мир уже существует. Рядовой солдат всё знает о нем, этот мир снится ему; солдат легко представляет, какое место он займет в этом мире. Остается лишь приложить усилие, не пожалеть ни себя, ни других и овеществить
— А я слышал, — решился вставить он словечко, — что как раз на фронте с «фрицами» всегда можно было договориться. Мол, если наступления нет, то зачем нам стрелять друг в друга? Так и высаживали обоймы в белый свет, как в копеечку.
— Легенды, легенды, — пробормотал Громов. — Это ничего не доказывает, Алексей, отклонения всегда бывали и будут, мы же говорим об общем правиле.
Лукашевич подумал, что сейчас самый момент перевести беседу из теоретической плоскости в практическую. В любом другом случае все запутается еще больше, и Алексей, неискушенный в ведении философских диспутов, мог потерять нить, а там пиши пропало.
— Ну хорошо, — сказал он, — ладно. Они, значит, фанатики идеи. Но мы-то, Костя, защищаем Родину. А это будет посильнее всяческих идей, разве нет?
— Пока еще не защищаем, — резонно заметил Громов. — Пока только грабим чужие транспорты. И провоцируем этим войну.
Лукашевич даже рот открыл от изумления. «Вона куда он клонит! Запущенный случай, однако!»
— Ты думаешь, Маканин нам врет?! Думаешь, он всё это придумал, чтобы спровоцировать войну?
— Не знаю, — Громов покачал головой, — Теперь я ни в чем не уверен. У советника Маканина тоже свой мир, он тоже добивается его овеществления, и кто может сказать, кроме самого господина советника, что это за мир и есть ли в нем место для России?
— Так, — сказал Лукашевич. — Тебе не кажется, Костя, что ты перегибаешь палку?
— Смотря какую палку…
— И бежишь впереди поезда. Громов словно очнулся и озадаченно посмотрел на Лукашевича:
— Какого поезда?
— Все того же. Проблемы, Костя, надо решать по мере их возникновения. Если будет война, значит, будет война, и мы не самые плохие солдаты в этой овеществленной реальности. И не думай ты за нас. Мы знали на что шли, когда произносили слова присяги.
— Как у тебя всё просто, — обронил Громов. — «Не думай» — и дело в шляпе.
— А то! — горделиво сказал Лукашевич. — Всё в конце концов образуется, Костя. — Алексей наконец решился употребить этот стандартный фразеологический оборот, а потом добавил классическую, но малоизвестную поговорку, прекрасно зная, что уж она-то должна подействовать на все сто: — «И это тоже пройдет [7] ».
Громов наконец улыбнулся.
— Где вычитал? — поинтересовался он.
— Плохо ты все-таки знаешь своих друзей, — улыбнулся в ответ Лукашевич.
7
«И это тоже пройдет» — изречение, выгравированное на кольце царя Соломона; по преданию, изречение оказывало великолепное психотерапевтическое действие на носителя кольца.
— Ну что ж, спасибо, Алексей, — поблагодарил Громов. —
— Надежда умирает последней! — изрек Лукашевич очередной общеизвестный афоризм.
— Давай пить чай, — предложил Громов.
— Давай.
Лукашевич долил в стоящий на столе электрочайник воды из трехлитровой банки, вставил вилку в розетку. Они стали ждать, когда закипит вода.
— Порой мне кажется, что все это: и то, что с нами уже произошло, и то, что происходит, и то, что еще произойдет, — все это сон, — признался Громов. — Что сейчас проснусь в том пансионате в Прибалтике — помнишь? — и мы втроем: я, ты, Леха — снова пойдем смотреть «Пиратов»… И даже не кажется — я хотел бы, чтобы все это оказалось сном…
— Знаешь, — задумчиво сказал Лукашевич, — если это сон, то не самый худший из всех возможных…
На этот раз Черный Пес выбрал местом встречи со своим резидентом не цветочный павильон на рынке, а вагон утренней электрички, идущей в пригород. Встреча пришлась на воскресенье, день выдался холодный, а потому половина вагонов была пуста.
Черный Пес появился в предпоследнем от головы электропоезда вагоне, где в полном одиночестве сидел Иван Иванович, через пятнадцать минут после отправления — электричка как раз миновала Колу.
— У вас свободно? — спросил Черный Пес Ивана Ивановича.
Иван Иванович хмуро взглянул на него и ничего не ответил. После того как авантюра Черного Пса провалилась и группа Мурата в полном составе погибла, резиденту, лишь приложив отчаянные усилия, удалось спасти от аналогичной участи созданную с таким трудом агентурную сеть. Теперь Иван Иванович и в грош не ставил своего начальника и думал только об одном: как побыстрее выйти из игры.
Не дождавшись ответа, Черный Пес уселся на скамейку напротив Ивана Ивановича. Начальник военной разведки выглядел как обычно — только набросил сверху на «ветеранский» пиджак простенький и такой же поношенный плащ. Под грохот и лязг вагонов он сообщил подчиненному.
— Мы начинаем новую операцию. Ее координация будет осуществляться на самом высоком уровне.
Иван Иванович тяжко вздохнул. «Еще одна авантюра, — отметил он про себя. — Начальнички!»
— «На самом высоком уровне»? Что это значит? Черный Пес кивнул. Он ожидал этого вопроса.
— Операцию под условным названием «Снегопад» будет контролировать сам президент. Лично.
— В этом есть необходимость?
— Да, потому что это первая военная операция, проводимая нами на территории противника
«Это конец, — подумал Иван Иванович. — Из этой авантюры мне живым не выбраться. Пора рвать когти».
— Восемь дней назад меня пригласил президент, — продолжал Черный Пес. — Во время встречи мы обсудили план операции, этапы и детали ее проведения…
На Ивана Ивановича вдруг снизошло озарение, и он словно наяву увидел, как происходила эта историческая встреча.
Белый город под белым солнцем. Улицы выбелены жарой и суховеями. Жалкая растительность чахнет. Редкие прохожие задыхаются, хватают обжигающий воздух широко раскрытыми ртами, пот течет с них градом. Многочисленные фонтаны не функционируют: в городе введен режим строжайшей экономии электроэнергии; электричество включают только в девять вечера и не больше чем на час, чтобы горожане могли насладиться очередным выступлением своего президента, призывающего к новым победам во славу Аллаха и джихада. Старики в традиционных чалмах и халатах сидят в тени, но даже им, родившимся здесь и за сто лет жизни привыкшим и полюбившим климат своей родины, этот сентябрь кажется убийственно жарким — так что и не понятно, удастся ли его пережить.