Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле

Бэррон Джон

Моррис отметил и то, что могли оценить лишь немногие. В личных контактах китайцы много лет обращались с Советами грубо и пренебрежительно. Как жаловался Косыгин после очередного бесполезного тура переговоров в Пекине, китайцы не проявили «ни единого признака восточного гостеприимства и вежливости». Наоборот, они едва маскировали свое неприкрытое презрение. Даже воспитанный Чжоу холодно держался в стороне и воздерживался от малейшего жеста доброй воли. Но из того, что слышал Моррис, он заключил, что китайцы от Мао и Чжоу и до самых низов принимали Никсона и Киссинджера и говорили с ними, словно с давними коллегами. Чжоу и Никсон были на верном пути к тому, чтобы стать настоящими друзьями. Для Морриса это значило, что

китайцы пытались сказать американцам: «Мы действительно имеем это в виду».

— Новые отношения между Китаем и нами — это поворотный пункт, перекресток истории, — заявил Моррис. — Мы свидетели исторических изменений. И, надеюсь, мы можем сказать, что немного им поспособствовали. Думаю, у нас есть на это право.

12. Опасные интриги

В марте 1972 года Международный отдел снова вызвал Морриса в Москву. Предполагалось, что ему предстоит подготовить поездку Гэса Холла в Ханой и Гавану через Советский Союз. На самом же деле там хотели заполучить его в свое распоряжение на период секретных переговоров между Киссинджером и Брежневым, которые должны были состояться в апреле.

Во время краткого визита Холла в Москву Моррис сопровождал его повсюду. Потом Пономарев проинформировал его о новых махинациях китайцев. Те, как всегда, были настроены против Советского Союза, но теперь уже разумнее планировали свои действия. Вместо того чтобы ругать компартии Западной и Восточной Европы, называя их марионетками в руках Советского Союза, они искали их расположения, пытаясь завлечь их в антисоветский альянс.

Они нашли нескольких итальянцев из «Униты» [18] и купили их, как говорится, за пятак. Один из итальянцев провел месяц в Китае и написал для «Униты» десяток прокитайских статей. Весьма добротные и умные публикации оправдывали маоизм. Китайцы даже отвезли журналиста в лагерь, где он встретился с бывшим профессором, который рассказал, что во время «культурной революции» его били, заставляли чистить туалеты и т. д. Но сейчас профессор согласен, что все это делалось правильно.

18

Газета итальянской компартии. — Примеч. авт.

Итальянская компартия игнорировала советские протесты по поводу этих статей. Китай также пытался наладить контакты с испанской и румынской компартиями.

Пономарев заявил, что Мао превратил Китай в вооруженный лагерь, охваченный враждебностью к Советскому Союзу, и устраняет любого, кто с ним не согласен:

— Линь Бяо был назначен преемником Мао, но позволил себе высказываться против его политики. Мы не знаем всех деталей, но Линь Бяо был против антисоветской линии. Поэтому Мао его ликвидировал, как и Лю Шаоци. Линь не добился своего и был сбит во время бегства на самолете китайским истребителем.

Неожиданно Пономарев доверительно сообщил:

— У нас хорошие отношения с Камбоджийским движением сопротивления. (Красные кхмеры уничтожили до двух миллионов мужчин, женщин и детей, выселив городское население Камбоджи в джунгли. — Примем, авт.)

Киссинджер прибыл в апреле, чтобы обсудить соглашения о разоружении; Советы надеялись, что Никсон с Брежневым подпишут их во время встречи на высшем уровне в мае. При обсуждении Брежнев спросил совета у Морриса, как ему лучше держаться с Никсоном. Он сообщил, что из-за агрессии США во Вьетнаме партии всего мира просили Советский Союз отменить переговоры на высшем уровне, но русские намеревались стоять на своем, если только в ближайшее время какое-нибудь из ряда вон выходящее событие не сделает переговоры невозможными по политическим соображениям. Брежнев добавил,

что очень уважает Киссинджера, и характеризовал его как «энергичного и умного оппонента, которого нельзя недооценивать».

Из бесед с Брежневым и Пономаревым Моррис сделал три основных вывода:

1. Китайцы твердо придерживались условий сделки с Соединенными Штатами, выполняли все свои обещания и ждали, что Соединенные Штаты будут поступать так же.

2. Советы настолько жаждут заключить соглашения с Соединенными Штатами, что будут выступать за проведение встречи на высшем уровне, что бы ни говорили коммунисты в других странах.

3. Что бы ни говорил Брежневу Киссинджер, он все сделал правильно.

Моррис прибыл в Нью-Йорк тридцатого апреля. Информация и его выводы были переданы в Белый Дом и немедленно пошли в дело.

Без уведомления или консультаций с Советским Союзом Северный Вьетнам начал массовое наступление на Южный. Никсону пришлось выбирать между военной необходимостью противостоять наступлению и осознанной политической необходимостью проведения переговоров на высшем уровне. Информация «Соло» говорила, что русские пойдут на встречу, не обращая внимания ни на какие его действия, и накануне переговоров он приказал приступить к минированию и блокаде северовьетнамских портов и усилить воздушные бомбардировки Северного Вьетнама. Иностранные коммунистические партии приватно и публично настаивали на отмене переговоров на высшем уровне. Русские, как и предсказывал Моррис, сообщили Киссинджеру, что встреча все же состоится.

Двадцать шестого мая 1972 года в Москве Брежнев с Никсоном подписали соглашение (OCHB-I), ограничивающее число стратегических баллистических ракет на последующие пять лет, и договор по ограничению средств противоракетной обороны (ПРО). Эти скромные соглашения, мало сделавшие для реального разоружения, взбесили Гэса Холла, он написал возмущенное письмо, обвинив Советы в тайном сговоре с империалистами и предательстве Северного Вьетнама, и приказал Моррису передать его лично Брежневу.

Когда Моррис прочитал письмо, он решил, что его обязательно нужно переделать. Всего два месяца назад Пономарев объявил, что Советы сыты по горло «уклонизмом» в иностранных партиях, и разгневанное послание Холла могло помочь заклеймить его как «уклониста». В новом варианте письма Холл представал верным соратником, с беспокойством ожидающим руководящих указаний. Переделка удовлетворила Холла, потому что в письме сохранились все основные положения. Однако теперь и сам Холл не обвинял русских в заключении грязных сделок с Никсоном и в измене Северному Вьетнаму. Эти обвинения стали частью антисоветской пропаганды и уже начали беспокоить членов американской компартии.

Когда Моррис собирался в Москву, в Вашингтоне, в гостиничном комплексе Уотергейт в Фогти-Ботгом между Джорджтауном и Государственным департаментом, произошел незначительный с виду инцидент. Сотрудники охраны задержала людей, пытавшихся вломиться в штаб-квартиру Национального комитета демократической партии. Поначалу эта попытка кражи со взломом рассматривалась как не более чем школярская выходка. Сенатор-республиканец Роберт Доул комментировал это так:

— Я не понимаю, почему кто-то хотел вломиться в штаб-квартиру демократической партии. Они бы нашли там лишь кучу неоплаченных счетов.

Русские отнеслись к письму Холла серьезно, и Брежнев велел Пономареву дать Моррису до официального ответа устные разъяснения. Он сказал, что Центральный Комитет понимает беспокойство Холла и хочет объяснить некоторые факты. Встреча в верхах была запланирована уже давно, а северные вьетнамцы не предупредили Советы о своем наступлении, которое спровоцировало американцев на минирование и блокаду северовьетнамских портов. В то время девять советских судов находились в порту Хайфон, и им чудом удалось уйти незадолго до того, как его заминировали.