Операция «Соло»: Агент ФБР в Кремле
Шрифт:
Была еще одна вещь, которую следовало понять Холлу. Советы понимали, что благодаря относительно влиятельному еврейскому населению у Соединенных Штатов были особые интересы в Израиле и на Ближнем Востоке, которые «гораздо ближе к нам, чем к ним». Советские и американские интересы на Ближнем Востоке пересекались, и потому данный регион стал «взрывоопасной точкой». По мнению Морриса, события могли выйти из-под контроля и привести к войне. Советы готовы были учесть американские интересы, только если американцы примут во внимание их собственные. В обмен на уступки американцев и признание права участвовать в обсуждении событий на Ближнем Востоке, Советский Союз готов был объявить арабскому миру, что Израиль имеет право существовать как суверенное государство, и даже установить с ним нормальные дипломатические отношения.
Русские любили Еву и Морриса и замучили их своим гостеприимством. Практически каждый вечер их приглашали на ужин с каким-нибудь членом Политбюро или Центрального Комитета. И каждый раз Моррис старался заново объяснить события Уотергейта. Но людям, которые по тайному сговору уничтожили миллионы своих сограждан, включая близких друзей, довольно трудно было понять смысл уотергейтского кризиса.
Вернулись Ева и Моррис двенадцатого декабря 1973 года. Радостный Бойл в аэропорту, предрождественская веселая суета Нью-Йорка, освобождение от страха, что за ними ежечасно наблюдают и подслушивают, комфорт квартиры, которая действительно была их собственностью, возможность прогуляться пешком два квартала до рынка, кафе, где практически в любой час можно утолить голод, семейные вечера с Джеком, Роз и Лэнтри в сказочном доме Эла и Энн Берлинсон, несравнимое с Москвой веселье и шутливое настроение людей на улице — все вместе наполнило безоблачным счастьем их первые дни дома.
Поначалу Ева с Моррисом оставались в Нью-Йорке: штаб-квартира так много от них требовала, что совершенно не было времени съездить в Чикаго. Первые же отчеты о поездке сразу вызвали град вопросов. Моррис этому даже радовался, поскольку это означало, что его сведения всерьез анализируются умными людьми. Как и Бойл, он просыпался рано и по крайней мере к восьми утра уже сидел за работой.
Семнадцатого декабря, не советуясь ни с кем, кроме Евы, Моррис заявил ФБР:
— Завтра мы с женой уезжаем на каникулы и вернемся только третьего января. Мы не хотели бы, чтобы в это время нас беспокоили.
Моррис жил своей работой; возможно, вера в то, что его дело жизненно важно для США, помогало ему выжить, несмотря на приговор врачей. Так он относился к своему делу всю жизнь: и в детстве, когда помогал отцу в мастерской после уроков в еврейской школе, и в юности в партийной организации Чикаго, когда «красный молочник» после работы рассовывал коммунистические листовки в почтовые ящики американцев, которые содрали бы с него шкуру, если застали за этим занятием. Карл Фрейман положил начало традиции, по которой ФБР еженедельно передавало Моррису для прочтения материалы советской печати. И иногда воскресным утром спозаранку Моррис звонил, чтобы взволнованно поделиться тем, что вычитал в субботу. Без всякого сомнения, он предвкушал удовольствие от нескольких свободных дней и возможности навестить родственников. Но не это было основной причиной, по которой он уходил в отпуск. Он не собирался никуда ехать, а хотел спокойно посидеть дома. Объявляя себя таким образом недосягаемым, он давал возможность Бойлу провести Рождество с женой и шестью детьми.
После спокойных каникул в ночь на восемнадцатое января 1974 года Моррису позвонили. Когда он положил трубку, его руки тряслись. ФБР только что расшифровало послание Джеку для «Морат»: «Прекратите все контакты до дальнейших указаний».
Штаб-квартира требовала выяснить, что произошло. В первые часы Берлинсон, Бойл и Лэнтри не знали, что ответить. Потом агенты, не задействованные в «Соло», доложили, что восемнадцатого днем куратор Джека от КГБ Чачакин, даже не потрудившись собрать вещи, сбежал из Нью-Йорка в Монреаль. Королевская канадская конная полиция посоветовала
Утром восемнадцатого большой книжный магазин на Пятой авеню выставил в витринах экземпляры новой книги о КГБ. [20] В книге была фотография Чачакина с подписью: «Владимир Александрович Чачакин, офицер КГБ, действующий против западных журналистов под прикрытием работы в ООН». Фоторедактор поместил это изображение на одну страницу со сделанными тайком и потому не слишком привлекательными снимками трех других известных офицеров КГБ, которые выглядели настоящими головорезами. На следующей странице были фотографии, изображающие зловещую шпионскую аппаратуру КГБ. В результате кандидатура Чачакина угодила в «горячую десятку» ФБР.
20
Книга называлась «КГБ: Тайные дела советских секретных агентов» и была написана мной. Европейская разведслужба назвала мне Чачакина в качестве лучшего примера прекрасного офицера КГБ, занимающегося своим разрушительным делом под крышей штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке, а другая иностранная спецслужба подтвердила, что Чачакин в самом деле был блестящим офицером КГБ. Ни одна из этих служб на самом деле не знала, что Чачакин делал в Нью-Йорке, и я, конечно, тоже. Профессиональные исследователи, занимавшиеся документами и проверкой рукописей, справлялись в первоисточниках. Из-за того что ФБР не предоставляло никакой информации о Чачакине, подтверждения на него не запросили. Таким образом, ФБР не предостерегли о разоблачении Чачакина и лишили возможности предупредить это разоблачение. — Примеч. авт.
Трудно сказать, кто был напуган больше — люди в Политбюро, Центральном Комитете и штабе КГБ в Москве или люди в штаб-квартире ФБР, в Чикаго и Нью-Йорке. В серьезной опасности оказалось то, что все они по разным причинам так ценили.
Во время кризиса послания из штаб-квартиры в Нью-Йорк и Чикаго были спокойными, разумными и ободряющими; возможно, это было связано с переменами в Вашингтоне. Встревоженная скандалом администрация Никсона занялась поиском нового директора ФБР — человека безупречной честности — и выбрала шефа полиции Канзас-Сити Кларенса Келли, бывшего агента ФБР. Келли намеревался окружить себя самыми сильными кадрами, какие сможет подобрать, и пригласил на должность заместителя директора по вопросам разведки Раймонда Уоннола.
Уоннол работал в области разведки и контрразведки больше двадцати лет, и за это время ни разу не слышал ни малейшего намека на существование «Соло». Когда он стал заместителем директора и его полностью проинформировали, он, в свою очередь, кратко сообщил обо всем Келли. Тот изумился и сказал:
— Рэй, у тебя самая интересная работа во всем ФБР. Келли дал Уоннолу широкие полномочия принимать политические решения по руководству «Соло» и сказал ему, что управление и защита операции будут одной из его основных обязанностей, пока он остается в ФБР.
Теперь Уоннол принялся старательно собирать кусочки мозаики и складывать их воедино.
14. Тяжкое испытание
Гэс Холл воспринял внезапную приостановку «Морат» («Соло») как личное оскорбление и угрозу. Моррис с Джеком обеспечивали ему главные каналы связи с Кремлем; по ним от Советов поступала необходимая наличность, а статус Холла в Москве повышался благодаря репутации и влиянию Морриса в Советском Союзе. Но проходили недели без единого слова оттуда, опасения Холла усилились, и, несмотря на приказ прекратить любые контакты, он потребовал, чтобы Моррис во что бы то ни стало связался с Советами и узнал, что случилось и почему.
Так и не получив известий из Кремля или от КГБ, Моррис 18 февраля 1974 года вылетел из Нью-Йорка в Прагу. По приземлении он попросил приема у шефа службы безопасности аэропорта и протянул ему отпечатанное на машинке рекомендательное письмо, о котором ранее позаботилась чешская компартия. Письмо предписывало оказывать предъявителю всяческое содействие. Моррис дал номер телефона, и вскоре представители чешской компартии встретились с представителями Советов. Вопрос о поездке в Москву был улажен.