Операция «Танк времени». Из компьютерной игры — на Великую Отечественную
Шрифт:
«Товарищ лейтенант», ну конечно! Видела петлички-то во время перевязки! Блин… Превозмогая боль и слабость, парень оправился, скрыв под отворотами комбинезона ворот гимнастерки. С трудом поднявшись, вышел в коридор, собираясь выйти на улицу. Сестричка права, незачем ему все это… нюхать…
— Ну, шансов у него примерно процентов сорок. Организм здоровый, должен выкарабкаться…
Кирилл повернул голову. Из дальнего конца короткого коридора приближался врач, пожилая женщина в очках и с небольшими усиками над верхней губой. Она разговаривала со своим, по всей видимости, помощником, совсем юным доктором; на вид доктор тянул лет на семнадцать, но из-под халата виднелся уголок воротника
— Легкое, конечно, пробито, и контузия ребра, но если жить захочет, выживет…
Она заметила Кирилла, шагнула навстречу:
— Голубчик, вы что-то хотели?
От этого слова «голубчик» на мгновение повеяло чем-то домашним, даже детским: помнится, когда он был маленький, его участковый врач так называла всех, и детей, и их родителей. Кто его знает, как там это происходило у других, но когда простуженный Кирюшка, лежа в постели, приоткрывал один глаз и видел Зинаиду Михайловну — надо же, даже имя вспомнилось, — когда она клала ему на лоб прохладную руку и говорила протяжно: «Голубчик, ну, и что же это ты?», он сразу чувствовал себя много лучше, и страх, который порой одолевал его, когда он был совсем маленьким, страх, что он вдруг может вот так вот взять и умереть, сразу отступал, бежал позорно, и мальчик сразу понимал, что все будет в порядке, что он непременно поправится и что все в его жизни будет хорошо.
Теплая волна откуда-то из самого нутра поднялась к сердцу, а потом… потом его взгляд ненароком упал на руки женщины и на ее фартук, надетый поверх халата. Рукава халата в буквальном смысле были по локоть в крови — видимо, военврач не успела сменить халат после операции или просто не осталось уже запасных. Да и моющийся прорезиненный фартук был обильно покрыт красными, бурыми и уже почти коричневыми пятнами… Вдобавок ко всему где-то совсем рядом начала надсадно гудеть муха. Муха? В мае месяце? Хотя здесь для мух просто пир горой, конечно…
Его снова замутило.
Военврач кивнула своему помощнику. Тот сделал шаг вперед, готовый, видимо, подхватить Кирилла, если тот вдруг начнет терять сознание, и парень постарался взять себя в руки. В этот момент входная дверь распахнулась, и раздался чей-то грубый голос:
— Эй, медицина, так что, новеньких разгружать? Недавно приехали, вон, товарищ майор и привез…
— Разгружать, и на сортировку, — последнее относилось уже к молоденькому помощнику в капитанском чине. Затем военврач обратилась к тому, что стоял в дверном проеме.
— Много еще?
Тот, видимо, просто кивнул, потому что ответа не последовало.
— Хорошо, давайте. Если вы, голубчик, — снова обратилась она к Кириллу, — ничего не хотите, то уж простите, работы непочатый край. А вам следует немедленно выйти на воздух и подышать. Посидите где-нибудь в тенечке, придите в себя. Вон какой вы бледный…
Кирилл кивнул, направляясь к выходу.
Справа протяжно стонали. Слева раненый в окровавленном х/б бубнил себе под нос нечто непонятное, а стоящая перед ним на коленях медсестричка, совсем молоденькая, то и дело вытирала его лицо влажным ватным тампоном. Кто-то на одной ноте просил пить. Откуда-то из глубины госпиталя покричали, прося пилу — видимо, собирались делать ампутацию…
Кирилла вновь передернуло. Господи, лучше — и куда проще! — идти в атаку с пехотой или вдыхать запах горячего масла и соляры, ведя свой танк навстречу немецким пушкам и понимая, что тебя могут подбить в любой момент. Честное слово, лучше! Или даже вовсе гореть вместе с танком, чем вот так вот, в крови, грязи, гное!
Кирилл мотнул головой, прогоняя жуткие мысли, и вышел — нет, вывалился — во двор…
Поглядев на снующих бойцов и санитаров, начавших спешно разгружать раненых, он уселся, как и было присоветовано, в тени под невысоким забором. Оперся спиной на некогда беленую гипсовую изгородь и закрыл глаза. Нужно и вправду посидеть минут десять, в себя прийти да от дороги, перевязки и увиденных в госпитале ужасов отойти хоть немного. А то из него сейчас не командир, а амеба какая-то, право слово…
Воспоминания пришли абсолютно неожиданно — и это оказались вовсе не его воспоминания. Не Кирилла Иванова. Эти воспоминания определенно принадлежали его аватару-реципиенту, Толику Логову, недавнему выпускнику училища бронетанковых войск. Сначала вспомнился он сам — не Кирилл, понятное дело, а Анатолий. В новехоньком защитного цвета френче с надписью «ОБТУ» на петлицах (пожалуй, старый, серо-стальной, образца тридцатых годов, смотрелся лучше, но и так довольно неплохо), в синих форменных брюках. На голове новенькая суконная пилотка, а вокруг — «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль»…
В городе Майкопе нет парка «Чаир», зато есть памятник жертвам белогвардейских репрессий — на вокзальной площади в восемнадцатом году было расстреляно свыше трех тысяч человек. Но влюбленные почему-то чаще всего назначают свидания именно около этого памятника, хотя в городе с романтическим названием, переводящимся на русский как «долина диких яблонь», полно куда более романтических мест…
Девушка рядом одновременно и не похожа на его Ленку, и похожа, чем-то совершенно неуловимым, но — похожа. Может, им с Логовым просто нравится один и тот же типаж девушек? Им с Логовым… Смешно звучит! Он и есть — Логов, по крайней мере, сейчас, а девушка? Возможно, она просто кажется ему похожей на Елену?
Девушка смущенно теребит косу, заходящее солнце освещает ее волосы, выбившиеся из прически, они золотятся — и оттого вся она кажется такой легкой, невесомой, трогательной. Кирилл — да нет же, Анатолий! — осторожно берет ее за руку. Она не отнимает руки, заливаясь яркой краской…
— Ты выйдешь за меня замуж после войны, Маш? — спрашивает Анатолий. В первый раз он обращается к девушке на «ты», в первый раз берет ее за руку — через несколько дней ему предстоит отправка на фронт, и это свидание вполне может оказаться последним…
Кирилл потряс головой, приходя в себя. По-прежнему матерились санитары и приданные им в помощь бойцы, стонали раненые, где-то неподалеку рычал танковый двигатель…
Эх, знали бы разработчики «Слияния», как тяжело воспринимать вот такие, накатывающие периодически, чужие воспоминания! С одной стороны, ты точно знаешь, кто ты, с легкостью пользуясь памятью вига-аватара в своих целях. А с другой? Чуть расслабишься, поплывешь, вот, как он сейчас, и в голову лезут совершенно ненужные подробности чужой жизни. Ощущение, словно копаешься в чужом белье. И где-то глубоко в душе начинаешь сомневаться, кто ты на самом деле, Кирилл или Анатолий… А может, все это просто игра воображения, слишком уж разбушевавшегося под воздействием стресса?..