Операция в зоне «Вакуум»
Шрифт:
Это была последняя радиограмма, которую Сильва передала с затерянной в дебрях высотки. В полдень Горбачев и Асанов вернулись от Тучина. Промокший до нитки Дмитрий Михайлович присел к костру и, заходясь тяжелым кашлем, попросил радистку передать материал об эвакуации сельхозинвентаря. Уходя, Сильва слышала, как Горбачев сказал:
— Все, ребята, операция «шалаш» закончена.
— Что-нибудь случилось? — спросил Павел.
— Случилось: осень. За осенью обычно бывает зима. Надо менять квартиру.
Всем показалось,
Он повел их к урочищу Мундукса.
На пятом часу хода по бесконечным болотам возник лесистый остров тверди. Они подошли к нему с запада, и было хорошо видно, как на юго-восток тянется от высоты хвост каменистой гряды.
Тяжело опустившись на землю, Горбачев подозвал Сильву:
— О чем я тебя попрошу, товарищ Сима… Сообщи, пожалуйста, Центру, чтобы сдвинули часы связи, на часик-полтора, в любую сторону.
Так вот почему после осени зима — рация запеленгована. Очевидно, предупредил об этом Тучин.
— Да, вот такая маленькая просьба.
— Хорошо, на часик-полтора. И резервное время тоже?
— И резервное.
Ребята разбрелись осматривать высоту. Павел приволок ржавую винтовку. За ним шел Июдин, удивленно вертел в руках простреленную ушанку. Вывернув ее наизнанку, подбежал к Горбачеву:
— Смотрите-ка, написано: «Яшков».
Вернувшийся Асанов добавил озабоченно:
— Тут метрах в двухстах два трупа, одежда да кости, нашим ремнем подпоясаны, брезентовым.
Горбачев долго рассматривал шапку, насупленно выдохнул: «Значит, Яшков…»
— Вы его знали? — спросил Июдин.
— Здесь три месяца стоял партизанский отряд «Шелтозерец»… с августа по октябрь сорок первого года. По девятое октября…
— А девятого?
— Ранним утром девятого октября были сняты посты, затем выстрелами убиты часовые у штаба… А Яшков, вот этот самый, шофер Яшков, как раз понес часовым хлеб. С тех пор о нем ничего не известно, кое-кто даже поговаривал, не смотался ли он к финнам. А он вот он — шапка навылет.
— Кто-то предал? — спросил Павел. Павел старательно выбивал камнем винтовочный затвор.
— Если б я знал, кто эта сволочь и где она находится!
— А Тучин, он что — уже был в то время старостой, или как? — все так же, между делом, поинтересовался Павел.
Горбачев повернул к нему голову и с минуту смотрел, как Павел корежил раствор, но взгляда его не дождался, ответил спокойно, с нотками усталости:
— Тучина, Павел, не тронь. Тучина надо знать, а ты знаешь о нем не больше, чем я о вавилонском царе Навуходоносоре.
— Все это верно, — миролюбиво согласился Павел. Отбросил винтовку и присел на корточки рядом с Горбачевым. У него была выжидающая поза мальчишки, которому должны выбросить из костра печеную картофелину. Он еще не вышел из возраста, когда важны только
— Это он сам объяснит.
— Здесь?
— Нет, сюда он не придет.
— Почему?
— Я назначил ему встречу у сосны, в километре от деревни.
— Вот-вот, — воскликнул Павел. — Вы не решаетесь раскрыть ему базу, значит, сами не верите ему.
— Неправда! — отрезал Горбачев. — Неправда. Когда собака будет нюхать наши следы, я не хочу, чтобы они пахли сапогами Тучина. Без Тучина мы — ничто.
Впрочем, железной уверенности в голосе Горбачева не было. Он понимал, что Павел почувствовал, подловил его настороженность.
— А отряд? С отрядом что? — напомнил Июдин.
— Я уже говорил, что нападение было внезапным. Пятнадцать-двадцать добровольцев залегли и остались сдерживать финнов, остальные беспорядочно отступали. Когда болото осталось позади, командир отряда Залесский приказал разделить бойцов надвое — так было надежнее. Одна группа должна была пробираться к своим через Свирь, остальные полсотни человек — на Вехручей, чтобы раздобыть лодки и переправиться через Онежское озеро… До сих пор не известно, что стало с теми, кто пошел на Свирь, а вот те пятьдесят шесть благополучно прошли берегом от Вехручья до Янигубы, нашли лодки сплавщиков, подремонтировали и переправились на остров Гольцы, а это уже нейтральная зона… С Гольцов дошли на веслах до Стеклянного. В Пудоже как раз формировалась новая партизанская бригада, туда они и вошли…
Горбачев рывком встал, оглядел высоту:
— Пора окапываться. Будем надеяться, что дважды в одну воронку снаряды не падают…
14 сентября шанцевые лопатки дружно скребнули грунт. Земля не поддавалась. Камень. С трудом пробились на метр и с удовольствием приняли предложение Миши Асанова наростить высоту бревнами. С этой минуты Михаил стал архитектором и прорабом. По его указке валили бревна, таскали мох, готовили тесовины для пола. Стука топоров не боялись — с Волховского фронта, из-за Свири, в эти дни незатихающим громом докатывалась артиллерийская перебранка.
Топором Асанов владел виртуозно. Он обладал самым большим, пожалуй, человеческим счастьем — умением творить руками. От рук в нем все, думал Горбачев, — медвежья сила, спокойная внимательность, развитое чувство красоты. И даже ровный характер знающего себе цену человека.
Вглядываясь в его увлеченное, внушительно красивое лицо — скуластое, с тонкими губами, с бобриком густых волос над открытым лбом, Горбачев все чаще ловил себя на мысли, как это, черт побери, бесхозяйственно — не выводить таких людей в конструкторы, инженеры, академики или что-нибудь в этом роде.